Георгий Данелия | страница 20



Спасателей, попавших в финальный переплет на «Полоцке» вместе с Росомахой и Метелкиным, сыграли Бруно Оя и Валентин Никулин (последний спел в кадре бесподобную «Песню о друге» на музыку Андрея Петрова: песня сразу же приобрела еще большую популярность, чем сам фильм, и это соотношение сохраняется по сей день).

Ехидного старпома с его шикарными присказками («Сосиски, сардельки, печенки и маленькие собачонки — вот вы кто, а не матросы!») изобразил совершенно, кажется, забытый к сегодняшнему дню Игорь Боголюбов — лицом несколько похожий на Чарли Чаплина, только без усиков. Аналогичную роль Боголюбов исполняет и в «Я шагаю по Москве»: его тамошний майор-военком ровно так же сочетает в себе насмешливость и участливость, как старпом из «Пути к причалу».

Из самых маленьких ролей картины стоит отметить Любовь Соколову (конечно, именно она изначально была намечена на роль Марии), а также Георгия Вицина, еще не примелькавшегося к тому времени у Гайдая, но в «Пути к причалу» как раз сыгравшего почти гайдаевского персонажа — юродствующего алкоголика, с которым Росомаха знакомится в вытрезвителе и которого милиционеры величают то Великановым, то Великанкиным.

«Путь к причалу» можно назвать самым неданелиевским фильмом Данелии. И зрители, и критики, и сам режиссер никогда не числили эту ленту среди больших удач. «В „Пути к причалу“ мне очень дороги два эпизода — так и следовало бы поставить всю картину, с акцентом на сломанной судьбе Росомахи и трезво, буднично, без этой романтической морской экзотики», — анализировал режиссер спустя много лет после выхода фильма. Рискнем предположить, что первый из этих «двух эпизодов» — сцена в вытрезвителе, которую Данелия заставлял Конецкого переписывать двадцать раз, а второй — сцена, где Росомаха приходит домой к Марии перед отплытием, но не застает там своего сына, о существовании которого узнал лишь сегодня.

И все же даже здесь — в первом самостоятельном фильме Георгия Николаевича — то и дело проступают его фирменный почерк, его интонация, его тонкий, неожиданный юмор. Чуть ли не каждому критику, писавшему о фильме, запомнился короткий кусок в начале, где из громкоговорителя на всю тундру разносится трансляция радиоспектакля «Айболит». Читаемые нарочито дурашливым голосом полуабсурдистские строки Чуковского про то, как «гуляет Гиппопо по широкой Лимпопо», будучи наложенными на пустынные северные виды, кажутся настолько дикими и неуместными, что забыть этот фрагмент действительно невозможно, — и вместе с тем здесь сквозит настолько же точно схваченный дух времени (начало 1960-х, пик «оттепели», перманентная романтика и ожидание лучшего), как в следующей — уже подлинно шедевральной — постановке Данелии «Я шагаю по Москве».