— Значит, ты полагаешь, Фриц мог солгать, что никого не подцепил?
— Необязательно. Когда тебя пытаются убить молотком, не только свежий обменный курс забудешь. Все забудешь, что неудивительно. Я бы точно забыл. В любом случае это значит, что убийца может быть англичанином. Или он хочет, чтобы его принимали за англичанина. — Я пожал плечами. — Или банкноту обронил кто-то никак не связанный с этим делом.
— На ней нашли следы зеленой краски, — сказал Вайс. — Той же, что была на Патентном бюро. Мы обратились в Банк Англии за информацией, но там смогли сообщить лишь то, что банкнота из партии, отправленной в банк Уэльса. Вперед нас это не продвинуло.
— Ну, не знаю, — сказал я. — Многим немцам легче дышалось бы по ночам, окажись убийца англичанином.
— Почему ты так говоришь? — спросил Вайс.
— Наверное, меня тревожит, что после войны мы как народ стали очень жестокими. И все еще пытаемся смириться с тем, что произошло. С нашей недавней историей.
— Прозвучало так, будто история может закончиться, — сказал Вайс. — Но боюсь, ее урок в том, что на самом деле ничего не заканчивается. Ни сегодня, ни, тем более, завтра.
— Может быть, но нельзя отрицать, что у людей появился вкус к крови и человеческим страданиям. Как у древних римлян. И, думаю, любой немец, который гордится своей страной, предпочел бы, чтобы Виннету был не из Германии, а откуда-нибудь еще.
— Хорошая мысль, — признал Геннат.
— Возможно, наш убийца — турист, приехавший за сексом, — продолжал я. — Берлин полон англичан и американцев, которые получают самый выгодный курс обмена и в наших ночных клубах, и у наших женщин. Нас надули в Версале, а теперь и дома надувают.
— Начинаешь говорить как нацист, — заметил Вайс.
— Никогда не ношу коричневое, — ответил я. — Это определенно не мой цвет.
— В Версале нас обманули не англичане с американцами, — сказал Вайс. — И даже не французы, а наше собственное верховное командование. Оно продало нам дерьмо про удар в спину. Чтобы самому сорваться с крючка.
— Да, сэр.
— Гюнтер, мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь встретился с доктором Хиршфельдом. Он убежден, что убийца — не мужчина, который ненавидит женщин, а мужчина, который любит женщин так сильно, что хочет стать одной из них.
— Тогда у него забавный способ проявлять любовь, сэр, — сказал я. — Мне кажется, любому мужчине, который действительно хочет быть женщиной, достаточно поступить как Фриц Пабст — купить себе красивое платье и хороший парик, назваться Луизой и отправиться в «Эльдорадо». Там полно мужчин, которые хотят быть женщинами. Не говоря уже о женщинах, которые хотят быть мужчинами.
