— Но все эти события оставили след внутри… Я ничего не мог сделать с собой… Я выходил из безопасных зон только в самых крайних случаях… А когда дело касается мамы или тем более тебя… меня всего начинает трясти… Сразу вспоминаю брата и тот проклятый третий уровень.
— Почему ты раньше не рассказывал? — теперь Софья сидела на кровати и внимательно, будто в первый раз, разглядывала мое лицо.
Действительно, почему? Для себя я отвечал на этот вопрос всегда одинаково: слишком рано — пока Софья была маленькой; неподходящее время — после того, как она выросла. А на самом деле? На самом деле потому, что всегда считал себя единственным виновником произошедшего в тот день и всего того, что произошло после. Как все это объяснить?
— Ты не виноват, — словно прочитав мои мысли, шепотом сказала Софья, — не ты придумал этот мир.
Не я. Он был таким двести лет, со дня Последней войны, и таким останется в будущем.
— Не я придумал, но для себя выбрал такой путь, — я коснулся ее щеки и попробовал улыбнуться, — прости, что и для тебя тоже.
— Ну теперь-то все в прошлом? Я вижу, ты все осознал, раскаялся, и теперь я могу после школы с ребятами бегать по третьим квестам?
Она неловко засмеялась, увидев мое ошарашенное лицо.
— Шучу, шучу, прости.
— Можешь начать с первых.
— Но первые с двенадцати лет! Они скучные…
— Вторые только с экипировкой и в группе. Пока тебе не исполнится пятнадцать, о третьих даже не упоминай при мне и маме.
Ее глаза засияли, в этот раз от радости.
— Спасибо, папочка!
Она обняла меня и поцеловала в щеку. Теперь и я буду в черной туши.
— Да, и еще папа, раз зашла речь…
В этом вся Софья, даже не знаю, откуда это у нее. Если чувствует, что гнется — гнет. Я вопросительно поднял бровь, давая понять, что легко не сдамся.
— Завтра пятница, все собираются на день рождения Маргариты, можно… я останусь у нее на ночь?
— Нет, — не задумываясь, воскликнул я и тут же пожалел о чрезмерной резкости, — не позже одиннадцати домой.
По лицу дочери я понял: это больше, чем она рассчитывала из меня выжать.
— Спасибо!
— И смотри, чтобы этот дылда свои руки не распускал!
Лицо Софьи залилось румянцем, и она спрятала его на моем плече. Дверь в комнату приоткрылась, и показалась голова Иры.
— Ух ты, — сказала она и исчезла.
Когда я спустился вниз, на кухне уже шел творческий процесс.
— Я раньше не замечал, что ты проводишь столько времени за плитой.
— Ты раньше не бывал в это время дома, — шутливо сказала она. После визита к парикмахеру ее черные волосы стали гораздо короче.
