Первые фильмы снимались в театральных декорациях: сцена освещалась рампой и четырьмя плохонькими юпитерами. Аппарат был намертво установлен в партере. Каждый сюжет занимал 200–300 метров, то есть в течение 10–15 минут можно было увидеть на экране весь фильм. Иногда, за неимением театрального съёмочного павильона, декорации ставились прямо на природе, и можно было видеть на экране, как ветер хозяйничает внутри «дома», развевая и занавески, и одеяния героев, и мебельные чехлы… Декорации рисовались на загрунтованном холсте, натянутом на брусья, — рисовались стены, окна, двери, полки, печки, а чуть позже окна и двери, тоже натянутые на брусья, стали открываться. Постепенно холст заменяет толстый картон.
Громкое слово «монтаж» не подходило к примитивной склейке или разрезанию кусков плёнки. В то «первобытное» время дело монтирующего — соединить одну снятую сценку с другой — требовалось лишь тогда, когда у оператора кончалась плёнка. Режиссёр кричал «Стоп!», все актёры замирали в позах, пока оператор заправлял в аппарат новую кассету, и режиссёр давал команду: «Пошёл!»
Всё, что включал в себя будущий фильм — разговоры, ссоры, поцелуи, песни, танцы и т. д., — укладывалось в две или три съёмки. В течение двух-трёх частей на экране могли появиться «Евгений Онегин», «Русалка», «Маскарад», «Боярин Орша» и даже нечто большее — например «Ермак Тимофеевич, покоряющий Сибирь». Игра актёров часто сводилась к быстрому и непрерывному движению. Все они двигались в пределах маленьких площадей, а оператор старался снять их так, чтобы вся фигура была видна на экране. В фильме «Ванька-ключник» (в натурной сцене) аппарат, хотя и робко, уже пробует панорамировать, переносясь паузами то на одно, то на другое место, пытаясь фиксировать живое передвижение героев, давая возможность строить мизансцены (прогресс!).
Как ни наивны были постановочные приёмы в те времена, актёр постепенно перестал бояться выхода к аппарату на первый план. И этот актёр воистину впечатлял зрителей, и даже искушённых критиков. Вот мы читаем в № 11 «Сине-фоно» за 1910 год об экранизации поэмы «Русалка»: «Кто не знает этой поэтической сказки Пушкина? Кто не сочувствовал бедной, покинутой и обольщённой князем дочери мельника? У кого не вызвало слезы страдания несчастного старика отца, почти толкнувшего дочь в объятия князя и поплатившегося разумом, когда он — только, к сожалению, слишком поздно — коршуном становится на защиту дочери?» Именно так воспринимал фильм тогдашний широкий зритель.
