– Сегодня получится, – сказала я. – Спорим, ты еще никогда так не уставал.
– Точно, – ответил он.
Мы разделись и залезли в глубокую белоснежную пучину одеял. Близость наших тел была нам безразлична; мы игнорировали друг друга, но у меня к безразличию в последние годы примешивалась еще и враждебность, которую Джо старался сейчас не замечать. Мы лежали рядом, не испытывая друг к другу ни капли тепла. Где-то в глубине наших апартаментов невидимые бесшумные горничные тихо открывали и закрывали невидимые двери. Они молча полировали фрукты и раскладывали их в корзины, сворачивали края рулонов туалетной бумаги в затейливые фигурки. Потом наконец череда тихих звуков замолкла, и мы с Джо остались лежать в тишине под одеялами из высококачественного хлопка, поддерживающими идеальную температуру тела. Рядом со мной в кровати Джо казался маленьким; из-под одеяла выглядывала пенная шапочка белых волос на его груди и соски, эти рудиментарные кружки. Он выглядел хрупким, усталым, но довольным, и, как ни странно, впервые за долгое время уснул. Мы оба уснули.
Наконец нас разбудили голоса – наш неестественный сон авиапутешественников медленно развеял ангельский хор, и, открыв глаза, мы с потрясением увидели, что уже позднее утро следующего дня, а в нашем номере полным-полно незнакомых людей – девочек, одетых в белое и несущих свечи. Они протяжно пели на финском. Потом нам объяснили, что это традиция, ритуал посвящения, который проходят все лауреаты Хельсинкской премии – бесстыжее копирование представления, которое устраивают для лауреатов Нобелевки шведы. Мы лежали ошеломленные, в глаза после сна как песка насыпали, а у стен выстроились фотографы и снимали происходящее.
Девочки со свечами отошли в сторону, и вперед выступили несущие яства – девочки с подносами, на которых лежали фрукты, сыр и выпечка, присыпанная сахарной пудрой. Потом те тоже отошли, и приблизились две девочки, несущие большие чашки кофе – не чашки даже, а миски вроде тех, из которых лакают котята. Угощения, кофе и свечи оставили у подножия кровати на серебряных подносах.
– Долго еще? – прошептал Джо мне на ухо, но я шикнула на него и улыбнулась девочкам, а он, наученный опытом, последовал моему примеру.
Как по команде миловидные девочки взялись за руки, подняли вверх свои тонкие ручки и запели голосами, способными тронуть даже самое жестокое сердце. Не знаю, что значили слова их песни; видимо, они славили этот день и восхваляли торжественный повод, хотя с таким же успехом могли бы петь:
