[14].
Кормили у Лоис тоже вкусно: на кофейном столике она устроила шведский стол с соусами и соленьями. Я расслабилась, ела и пила, участвовала в оживленном обсуждении супружеского предательства. Возможно, у меня началась паранойя, но мне казалось, что каждый раз, когда я заговаривала, все прислушивались внимательнее, потому что знали, что мне-то о супружеском предательстве известно все не понаслышке. Но в тот момент я не чувствовала себя обманутой.
Тем временем Джо сидел дома в гостиной, крутил в руке бокал с бурбоном, позвякивая льдом, и с наслаждением слушал Херби Хэнкока на новой звуковой системе «Бозе», которую только что купил. (Мужчины, которым принадлежит этот мир, одержимы аудиотехникой; не спрашивайте, почему.) Он сидел в своем коричневом кресле, читал газету, пил бурбон и слушал. Дэвид же закрылся в своей детской спальне на втором этаже нашего дома.
Я-то думала, вечер так и пройдет и все будут спокойно заниматься своими делами. Но тут у Лоис зазвонил телефон. Она ответила и позвала меня.
– Это Джо, – беззвучно прошептала она одними губами, а Сильвия Брумман тем временем продолжала, восторженно запинаясь, сравнивать раннее и позднее творчество Генри Джеймса.
Я подошла к телефону на кухне и встревожилась, услышав напряженный голос Джо.
– Привет, Джоан, прости, что беспокою, но у нас проблемы.
– Что это значит? – спросила я.
– Дэвид, – сказал он.
– Дэвид? Что с ним?
– Да, он здесь, – ответил Джо.
– Ты не можешь говорить?
– Нет, – сказал он, – не могу. Думаю, тебе лучше приехать. Мне не помешает помощь.
Лоис заглянула на кухню проверить, все ли в порядке. Разумеется, все было не в порядке; я извинилась, тут же ушла и понеслась домой. Не буду вдаваться в подробности, но тем вечером я уговорила Дэвида позволить мне отвезти его в небольшую психиатрическую клинику в Уэстчестере на диагностику. В итоге он остался там на две недели, много спал и привыкал к антидепрессантам, которые ему прописали. Женщины из книжного клуба звонили и спрашивали, что случилось; я в туманных выражениях объяснила, что у Дэвида с Джо произошла «сцена», и больше ничего не добавляла. Мне не хотелось это обсуждать. Никто не допытывался; все знали, что сын у меня проблемный и мне это причиняет много боли.
Хотя Дэвид до сих пор принимал лекарства – или, по крайней мере, должен был их принимать – в психиатрической клинике он больше не лежал. Последние пару лет он работал в одной юридической фирме, приходил на работу по вечерам, часто с видом весьма потрепанным, но исправно выполнял свои обязанности наборщика текстов. Он по-прежнему ввязывался в драки и потасовки, но без последствий.
