Наконец он наклонился вперед и сказал:
– Мисс Эймс, прошу, послушайте. Я уже говорил, что ваши рассказы очень хороши. Но, кажется, вы не до конца меня поняли. Вы, видимо, воспринимаете эти занятия, как все прочие: французский, искусство эпохи Возрождения или чем вы там еще занимаетесь в этом семестре. Вы будете счастливы получить высший балл, и на этом все кончится. Но я считаю крайне важным донести до вас, что при желании вы могли бы далеко пойти.
– Что вы имеете в виду? – спросила я.
– Например, эту работу вы можете дополнить и продать как рассказ в журнал. Потом написать другие рассказы и продать их тоже. Пусть это будет не самый престижный журнал – одному богу известно, как они отбирают авторов для публикации, – но небольшие литературные журналы с хорошей репутацией, несомненно, возьмут ваши произведения. А потом вы, можете быть, даже решите написать роман, – продолжал он.
– Зачем? – спросила я.
– Зачем?
– Зачем мне это делать? Какой смысл? – Я вспомнила Элейн Мозелл и наш разговор в алькове.
Каслман уставился на меня.
– Не знаю, – наконец ответил он, пожав плечами. – Затем, что вы талантливы. Вам есть что сказать. У многих авторов есть или первое, или второе, но не все сразу. И людям всегда интересно смотреть на мир глазами женщины. Мы привыкли видеть только мужскую точку зрения, а когда женщина демонстрирует свое восприятие, это так необычно.
Литературная манера Элейн Мозелл не напоминала женскую; она писала крупными размашистыми мазками, мыслила большими категориями и не сомневалась в своем авторитете; но все это делало ее слишком наглой, слишком неуместной и совсем не женственной. Я же пока писала только о девушках и женщинах, а моя литературная манера была тихой и наблюдательной, почти по-кошачьи вкрадчивой. Мои рассказы захотят читать женщины, а не мужчины, подумала я.
Возможно, Каслман был прав, и через несколько лет я и опубликую относительно приличный первый роман, историю взросления, названную «Лето на взморье» или как-то так; меня, может быть, даже попросят провести чтения в колледже Смит как почетную выпускницу. Девочки в зрительном зале будут уважительно кивать, а редкие присутствующие мужчины – барабанить пальцами о парты и жалеть, что пришли. Мужчины будут тосковать по прозе основательной, надежной, сильной и постоянно чувствующей необходимость эту силу доказывать; по прозе, решившей охватить целый мир, включая столетние войны и десятиминутные супружеские ссоры на кухне в пригороде со шкафчиками цвета авокадо.
