придется себя контролировать, держать наши неуправляемые потребности в узде.
Он делился со мной сюжетами для романов, любопытными сексуальными историями, и мы притворялись, что это просто плод его богатого и беспокойного воображения.
– Что, если у мужа будет роман с молодой продавщицей из бакалейной лавки в Китайском квартале? – говорил он о герое. – У которой он покупает бадьян?
– Хорошо, – кивала я, – расскажи.
И он рассказывал, почему этот герой решался на этот роман и как он себя при этом чувствовал – этот неидеальный мужской персонаж, которого мы придумали; а я потом описывала его без осуждения, выражала все, что он мне рассказал, потоком слов, берущихся непонятно откуда, одному Богу известно откуда – в ответе за эти слова была то ли история моей жизни, то ли мое образование, то ли моя центральная нервная система и доля мозга, отвечающая за воображение. И все это время я сидела за его письменным столом с каменным лицом.
Он сидел на кровати и смотрел, как я печатаю, кивал, слушая быстрый стрекот молоточков, будто слушал джаз. Он так сильно меня любил; его любовь не ослабевала. Я чувствовала его благодарность каждую минуту каждого дня, по крайней мере, первое время. Я действительно была его второй половиной, его лучшей половиной, и все эти годы ни дня не проходило, чтобы я не помнила об этом.
Стены президентского номера отеля «Хельсинки Интерконтиненталь» хоть и толстые, но не настолько, чтобы сквозь них не просочились звуки скандала, который мы с Джо устроили в этих огромных покоях. Гости снизу наверняка слышали, как мы ругались на рассвете, хотя вряд ли кто-нибудь понял, что именно слышал, так как мы говорили быстро, отчаянно и по-английски.
Мы вышли из сауны и вернулись в спальню, все еще розовые и перегревшиеся – он в полотенце, я в промокшей ночной рубашке.
– Если ты была так несчастна, несчастна настолько, что хотела уйти, – сказал он, – почему мне не сказала: «Я больше не могу»? Я бы придумал, как поступить.
– И что бы ты придумал? – спросила я.
– Не знаю, – ответил Джо. – Но мы же женаты. Это что-то да значит! У нас есть дети, и замечательные внуки, и недвижимость, и пенсионные планы, и друзья, которых мы знаем всю жизнь, которые скоро один за другим начнут умирать, и где ты будешь тогда? Где, Джоан? Будешь жить одна в какой-то квартире? Строить из себя храбрую? Ты этого хочешь? Мне в это верится с трудом. – Он уговаривал меня остаться; это так редко случалось за эти годы, я даже удивилась. – Брак – это двое людей, заключающих выгодную сделку, – продолжил он более спокойным тоном. – Я предложил что-то от себя, ты – что-то от себя. Возможно, обмен был неравным.
