Жена | страница 118



Но сейчас мы с ней стояли на крыше грустные и уставшие, и хотя она пыталась донести до меня всю глубину своего страдания, я не хотела об этом знать. Я не хотела знать, что для нее эта жизнь действительно была невыносимой – все, что она повидала, и все, с чем осталась – с необходимостью карабкаться вслед за этим знаменитым, вспыльчивым и амбициозным человеком, взбираться с ним по металлической лестнице среди ночи на крышу дома.

Это было в начале восьмидесятых, не позже – в тысяча девятьсот восемьдесят пятом Тоша Бреснер покончила с собой. Даже сейчас этот факт повергает меня в шок. Ее психика была слишком неустойчивой, она всего боялась, призраки убитых родителей и сестер все чаще навещали ее, и она выбегала из гостиных, извинялась и уходила с вечеринок, принимала различные лекарства от депрессии и тревожности, которые уже не действовали, и наконец однажды вечером, когда Лев читал лекцию по Карлу Сэндбергу в Чикагском университете, выпила целый пузырек «ксанакса» (поговаривали, что в Чикаго проживала пассия Льва – молодая разведенная женщина, хозяйка изящного маленького книжного магазинчика на Кларк-стрит с кожаными креслами, где бесплатно угощали вином). Вернувшись домой на следующий день в превосходном настроении от обильных похвал и энергичного секса, Лев обнаружил жену мертвой на ее кровати с раскинутыми руками. Она словно спрашивала: «а что еще мне было делать?» В рыданиях и истерике Лев позвонил нам, и мы поехали к нему.

Я горевала по Тоше много лет и винила во всем Льва, хотя сейчас понимаю, что была к нему несправедлива. После похорон Тоши мы с Джо сидели на кровати и раздевались, и я тогда сказала:

– Он должен был знать.

– Что ты имеешь в виду? Должен был знать, что нельзя оставлять ее и ехать в Чикаго? Он не догадывался, что она собиралась сделать. Откуда ему было знать? Бедняга убит горем.

– Я про все в целом, – ответила я. – Она много лет была несчастна. Из-за того, что случилось с ее семьей в детстве – их всех убили. Сестер, родителей, бабушку с дедушкой. А потом – из-за Льва и этих его женщин. Сколько их было?

– Понятия не имею, – холодно ответил Джо.

– Чикаго стал последней каплей, – сказала я.

– Никто не знает, что заставляет человека шагнуть в пропасть. Ты же не знаешь, о чем они разговаривали за закрытой дверью, – сказал Джо. – Может, у них был уговор.

Он сказал это так, будто у нас с ним был такой уговор, будто мы в открытую признали, что у мужчины есть потребность изменять жене, и его надо в этом поддерживать во что бы то ни стало.