Жила-была обычная маленькая девочка, а никакая не волшебница, хотя ей постоянно приходилось превращаться-перевоплощаться. Так, с мамой девочка была Главной Помощницей, с папой — Умницей-Красавицей, со старшим братом — Врединой, Плаксой и Ябедой, а со строгой бабушкой — Горем Луковым и Неумехой Безрукой.
И так запуталась эта девочка, что уже сама понять не могла — кто она.
А ведь по правде, хоть и понарошку, была наша маленькая девочка заколдованной принцессой. Но чем чаще она менялась наяву, тем глубже уходила в себя. Туда, где был целый мир, полный чудес и слов одобрения. А вход в этот мир таился от непосвященных в гипсовом потолочном бордюре. В той самой обычной на первый взгляд комнате, которую девочка делила со своей строгой бабушкой.
Целыми днями, пока мама и папа были на работе, бабушка ворчала на девочку, мол, и стоит косолапо, и умылась плохо, и застегнулась криво, и ложку держит не в той руке, и слишком долго ест. И, дай только волю, будет бездельничать часами, уставившись в потолок. Мол, ничего-то этой Безрукой доверить нельзя: чашку мыла да разбила. А уж читает-то как медленно! Мол, папа в ее годы все делал не в пример лучше!
Девочка папу очень любила и даже гордилась тем, что он-то был весь такой-растакой. Но от этого ей становилось так грустно. И думалось маленькой девочке, что уродилась она неправильной.
Честно говоря, эта бабушка была очень несправедлива. И все-все наша маленькая девочка умела. Но, когда тебя постоянно пилят да бранят, это все из рук само валится и нос становится красным от слез.
А вот мама с папой ее хвалили — по выходным. Ну, когда на работу не ходили и были главными в доме. Правда, девочкина мама бабушку и по выходным немного побаивалась, потому что не была ее дочкой, а папа со своей никогда не спорил.
Всю жизнь эта вредная бабушка проработала воспитательницей в детском саду. И страдала пруфдеф… деформацией. Так мама сказала. Что такое деформация, девочка знала от папы. И очень жалела ругачую бабушку, видя, как та сутулится и гнется набок.
Старший брат девочку при взрослых не обижал. Но, оставаясь в доме за самого старшего, зло подначивал, дразнил-пугал и даже мог залепить затрещину.
Жаловаться на брата было бесполезно, ведь он всегда успевал сделать это первым. И даже папа с мамой ему почему-то верили.
«Кто же я такая, — думала маленькая девочка, — Безрукая Врушка или Любимая Доченька-Помощница?»
От этих мыслей ей становилось так тяжело на душе, так непонятно, что хотелось сразу потеряться или даже… умереть. Пусть бы потом все плакали и ругали себя за то, что мало ее любили!
