Его звали Пьетро Сантаромано (видимо, ревностный католик-пращур перенес свою любовь к Вечному городу даже в область родовой номенологии). Он закончил чиновнический колледж в портовом районе, однако, несмотря на столь унылое и классическое образование, интересовался неклассической философией и гештальтпсихологией. Любовь к неклассической философии и гештальтпсихологии у Пьетро Сантаромано выражалось в прилежном собирании журналов и книг (Хуан Мария Боальде, к примеру, был весь целиком, Д. Саррио, -- другой психолог и философ, -- к огромному огорчению Пьетро был собран только наполовину), а также в терпимом отношении к любым странностям окружающих его людей. Это было не просто терпение, а скорее, огромное уважение, ибо сам Сантаромано не имел никаких странностей и был обыкновенным человеком, каких много. Домингес проникся симпатией к Пьетро Сантаромано (Сантаромано тоже любил смотреть в окна) и с меланхоличным течением служебной жизни они сблизились.
Однажды вечером (это происходило во временной отрезок сразу же после четвертого домингесовского романа), после работы Пьетро Сантаромано пригласил Домингеса к себе. В этот момент Домингес поглощено наблюдал картину вечерней улицы из служебного холла и неосмотрительно согласился. Каково же его было удивление, когда в квартире Пьетро Сантаромано обнаружилась своеобразная стеклянная перегородка между комнатами, неизвестно для чего задуманная неведомым архитектором. Домингес и раньше слышал о подобных вещах, но большей частью не верил -- слишком это было сказочно и неправдоподобно (даже для Домингеса): окно внутри квартиры. Домингеса словно бы ударило током -- с этого момента Пьетро Сантаромано стал для него закадычным другом. Каждый вечер после работы Домингес шел к приятелю домой и там... Там его сознание погружалось в непрекращающийся экстаз. Пьетро Сантаромано зачитывал ему избранные куски из неклассической философии и куда более неклассической гештальтпсихологии, а Домингес тем временем растворялся, наблюдая Пьетро Санторомано через необычное окно (дверь, что соединяла обе комнаты, была при этом открыта, и звуки беспрепятственно долетали от декламирующего к слушателю). Для сидящего Домингеса заоконный (в тот момент существовал только заоконный Пьетро Сантаромано) друг был не человеком. Это был сам Боальде-Саррио, это были все неклассические философы и психологи в одном лице, это были все архетипы, эдиповы комплексы, вещи-в-себе и экзистенции. Это был Бог, святой дух, нечто, непередаваемое словами и привычными мыслительными образами... Домингес воспринимал Пьетро Сантаромано как будто через некоторую увеличительную -- как у астрономической трубы -- линзу, при этом процесс увеличения протекал посредством не логического, а зрительно-чувственного. Для растворяющегося Домингеса Пьетро Сантаромано находился в эмоциональной огненной ауре, выбрасывающей в стороны языки космического пламени наподобие солнечных протуберанцев. Особенно сильным впечатлением для него было наблюдение заоконного мира через "внутриквартирное окно" -- заоконный мир в квадрате...
