— Ваш?
Парень закутан в женский рваный платок. Что-то знакомое в закопченной физиономии. Генка Черняев заявил уверенно:
— Слишком уж чист и одет изысканно. У нас народ попроще.
— Как же так! — удивился милиционер. — А он утверждает, что ваш. Значит, врет?
Долговязый шмыгнул носом, вытер рукавом грязное лицо. Клава ахнула на всю платформу:
— Ботин?!
Перед нами стоял Женечка Ботин, но на кого он был похож! Испачканный, припорошенный угольной пылью, прокопченный. Женечка так обрадовался, что даже говорить не мог, что-то мекал и всхлипывал. Левку это обстоятельство позабавило: ай да Битлз!
Клава заахала, заохала и снова послала дежурных за водой. Сева рассудительно заметил, что поезд ждать посланных не будет. Клава решительно сказала, что готова остановить поезд, лишь бы вымыть Женечку. Разве можно такого порося в вагон запускать?
Женечка долго причесывался, прилизывался, бурчал, что тесна моя рубашка. Получив от Клавы трехэтажный бутерброд, обрел, наконец, возможность изъясняться членораздельно.
— Авария, мальчики! Накануне компания залетела, порезвились, поддали по всем правилам. Ребята со вкусом — никаких крепких напитков, исключительно «Саперави». Девочки натурально присутствовали. В большом порядке! Разумеется, проспал. Будильник, правда, поставил. Я вскочил — и со сна кулаком! Сгоряча, понятно. У самого голова как будильник. Снова лег. Сплю и думаю: что это мне надо было утром сделать? Куда-то идти вроде. Но вставать неохота, сплю. И вдруг вспомнил. Предкам — о’кэй, схватил шефа и мчусь. Пришлепал шефу полтинник на культурные развлечения, чешу по перрону. Поезда нет. Туда, сюда. Нет — и все. Что делать? Я к начальству: «Товарищ старшина! Где тут поезд? Ребята на стройку едут». Он на меня вытаращился: «На Крайск? Не на тот вокзал, молодой человек, прибыли. Здесь Южный, а вам на Северный…»
Пришлось ехать на цистерне с мазутом или нефтью, черт их там разберет.
— Ой, не могу, — покатывался Левка.
— Ага. И замерз ужасно. На полустанке старушка пожалела. Платок дала…
— Дыры образца тысяча девятьсот лохматого года!
— Ржешь? Тебя бы на ту цистерну! Знаешь, какой ветрище.
— Постой, а где твои вещи?
— Вещи? Сейчас до них триста семьдесят четыре километра, а вот теперь триста семьдесят пять: видишь километровый столбик?
Но почему Женечка вдруг надумал ехать? Я спросил его об этом.
— Я и впрямь сначала решил не ехать. На кой мне эта стирка с музыкой сдалась? Но потом пораскинул мозгами и передумал. Дома то и дело тыкали — тунеядец, пижон, битлз. Если б не поехал, совсем со свету сжили бы, пришлось бы на завод идти, сам понимаешь, какое счастье. И я решил поехать. Покантуюсь с вами полгодика, характеристику получу — и вот тебе прямая дорожка в институт. Я так соображаю: в институт конкурс неимоверный. Таланты, медалисты, знакомцы всякие толпой прут, где уж мне с троечным аттестатом пробиться? А я приеду из тайги, со стройки, из совхоза рыбоводческого или как там его — это, брат, да! Из самой глубинки человек прибыл, от сохи с трактором. И мне сразу скидка на пролетарское происхождение. Теперь понял? Только об этом без звона, я доверительно тебе сообщил.
