— Я тебя и не узнал. Сегодня ты черная, в очках. Вы что… сговорились?
Я рассмеялась.
— Марин, что такое? — непонимающе повернулся ко мне доктор.
— Она вчера нам тоже самое твердила. Да как вы можете даже… как у вас язык поворачивается! Еще Пушкин…
— Вот, вот, что Пушкин… еще… когда-то… — не удержалась и вставила я.
— Да, это верно, — продолжил доктор. — Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни. Мы знаем только слова и никак не хотим прикоснуться к действительности. Элементарный вопрос о присасывающем действии грудной клетки, вы знаете, это самый убийственный вопрос на экзамене не только для студентов, но и для докторов.
Все рассмеялись.
— Тот же самый закон Бойля-Мариотта лежит в основе дыхания. Так вот, совершенно то же проделываете и сердце, когда получает кровь венозной системы. А механизм этот до крайности прост, вся суть в разнице давления между атмосферным воздухом и полостью рта ребенка. С этого мы начинаем свою жизнь, а они не могут объяснить, каким образом к ребенку поступает молоко матери, не понимая механизма сосания.
Студенты хихикали.
— Во прорвало-то, — услышала я за своей спиной. В комнату вошла Лана.
— Это не забавно, — поддержал его Григорий Аполлонович. — Это ужасно! — он снова поднял свой стопарь, пытаясь вставить тост.
— Ведь у каждого ума одна задача — это правильно видеть действительность, понимать ее, и соответственно этому держаться. Научный ум имеет дело с маленьким уголком действительности, а ум обычный имеет дело со всей жизнью. Задача, по существу, одна и та же.
— Ну почему же, если я ошибаюсь в своей научной работе, то вред небольшой, — вдруг всполошился профессор.
— Вы — да. А если я вырежу не то и не так?
Повисла неловкая пауза.
— Первая характеристика ума — это чрезвычайная сосредоточенность мысли, стремление мысли неотступно думать, держаться на том вопросе, который намечен для разрешения, держаться дни, недели, годы, а в некоторых случаях — всю жизнь.
— Ага, а если я трахаться хочу, и думаю об этом уже десять лет. Это как?
Громкий смех завалил все остальное.
— Ну за новый крутой подъем, — воспользовался паузой Григорий Аполлонович. — Чтобы и о душе подумать успел, — посмотрел он на неудачливого любовника.
Все снова рассмеялись.
— В этом все наши споры, — неожиданно продолжил доктор, когда все выпили. Он ел салат, и иногда кусал огромный бутерброд. — Они характеризуются чрезвычайной расплывчатостью, мы очень скоро уходим от основной темы. Все мы знаем — стоит нам увидеть человека, который привязался к делу, сидит над книгой, вдумывается, не отвлекается, не впутывается в споры, и у нас уже зарождается подозрение — недалекий, тупой, зубрила. А быть может, это человек, которого мысль захватила целиком, который пристрастился к своей идее. Или просто в разговоре, если ты начинаешь расспрашивать, переспрашивать, допытываться — то ты недалекий тугодум.
