Ру вздыхает, проводя рукой по своим нелепым ярко-рыжим волосам.
— Ты слишком пугаешь, парень. Мне нужно, чтобы эта встреча была дружеской.
Тут с ним не поспоришь.
— Возьми хотя бы одного из мальчиков.
При мысли о том, что Ру останется наедине с Питером Майклзом, у меня по позвоночнику пробегает холодок.
Ру пускает в воздух колечко дыма.
Я наклоняюсь вперед, упираясь костяшками пальцев в его стол.
— Руфус. Обещай мне, что не пойдешь один. Не будь глупцом.
— И не забывай о своем месте, — огрызается он. — Я управляю этим, а не ты. Ты отвечаешь передо мной. Как насчет того, чтобы выразить свою благодарность и хоть раз просто сделать то, что тебе, блядь, сказали?
Мои зубы скрежещут от его тона, и будь он кем-то другим, я бы поблагодарил его за напоминание прямо перед тем, как отрезать ему язык. Но Ру сходит с рук многое из того, что не сходит никому другому.
Я впервые увидел Ру, когда мне было тринадцать лет — через два года после того, как меня отправили в Америку жить к дяде. Читая в библиотеке, я услышала шум в коридоре и пошёл выяснить, что это за шум. Заглянув в щель в двери кабинета, я завороженно наблюдал, как крупный мужчина с оливковой кожей и крашеными рыжими волосами навис над столом моего дяди, который был на волоске от смерти, с пистолетом у виска и угрозой, сквозившей в густом бостонском акценте Ру. Это было потрясающе, правда. Я никогда не видел, чтобы мой дядя перед кем-то трусил. Обычно это было его любимым развлечением — видеть, как другие падают перед ним на колени.
Как политик, он часто делал это публично.
Как человек, полный ярости и извращений, он еще чаще делал это наедине.
Поэтому я нашел этого загадочного человека увлекательным и пошёл за ним после того, как он ушёл, отчаянно пытаясь подражать его силе. Наверное, это можно назвать одержимостью, но я никогда не знал никого подобного ему. Я никогда не видел, чтобы кто-то подчинил себе человек, который управлял миром.
Я тоже хотел знать, как это делается.
Но в тринадцать лет я еще не овладел искусством быть незамеченным, и Ру знал, что я преследовал его все это время. Он взял меня к себе и научил всему, что знал сам. Познакомил меня с улицами Блумсбурга и не давал мне сойти с ума от кошмаров, которые мучили меня во сне.
Так что я буду подчиняться его желаниям, потому что на этой планете нет ни одной души, которая бы заботилась обо мне так, как он.
Была одна, но это было давно. Другая жизнь, правда.
— Ты прав, — говорю я. — Я доверяю твоему мнению. А вот всем остальным — нет.
