Алеша не ответил. Уходил. Девчата и хлопцы, чтобы загладить всю эту историю, снова начали шутить и передразниваться. А Соня все сидела молча, обняв колени руками, все ниже склоняла голову, и на ресницах ее дрожали горестные слезы. Вечером она, прогнав Никиту, одна печалилась на своей лавочке, а назавтра послала свою боязливую тетку — мы диву дались, что она ее уговорила! — послала тетку, чтобы та вызвала Алешу на улицу. Не стесняясь людей, не боясь пересудов, она ждала его у дверей… И опять в три голоса пелись песни…
Так и шло до осени. А по горелым листьям, засыпавшим дороги, Алеша ушел в школу крестьянской молодежи — недалеко, за семь километров, а все из села вон. Прощался — спрашивал:
«Не забудешь?»
«Нет… Пока жива!»
«А Никита?»
«Что ж Никита? Ничего…»
«Нравится?»
«Нравится… А сердце — с тобой. Положи руку, слышишь, стучит: с тобой… с тобой… с тобой! Приходи чаще…»
«Приду».
И правда, приходил Алешка, только не часто — все-таки некогда было, учился, по селам культработу вместе с другими проводил. И Соня на вечерках Никиты сторонилась, домой одна или с подругой ходила. Зимой Алеша недели на две приехал, после вечерки всю ночь ходили по снежной улице — обнимет ее за плечи, щекой к щеке прижмутся, подумаешь в сутеми, что один человек.
Как-то сидели на крыльце, и опять Соня пожаловалась, что скучно ей.
«В артистки бы мне», — сказала она.
«Учись».
«А где артистов учат? Не знаю…»
«В комсомол иди… Там клуб, там и учатся, и песни поют».
«В комсомол — нет… По характеру не могу. Тут я — первая, а там — к последним пристраиваться…»
«Вот и Никита такой, — сказал Алеша, — гордый».
«Никита — как я… Нас таких только двое и есть…»
«А ты — не по сердцу, ты — по разуму поступи…»
«По разуму не получается, сердце сильней…»
Алеша долго убеждал ее, она слушала рассеянно, а потом поднялась.
«Пойдем походим — холодно тут. — И вдруг припала к нему, сама поцеловала в первый раз. — Умный ты, Алеша, хороший, уйдешь, я все буду вслед смотреть, все звать буду… тихо, тихо. Прислушаешься, подумаешь — метель шумит, а это я… Ветер теплый прилетит, щеки обласкает, подумаешь — весна пришла, а это я, я…»
«Соня, зачем ты так?»
«Ничего, Алеша, я шучу… Пойдем!»
Как-то я спросил у Сони — зачем она мучает Алешу? Она сделала вид, что не понимает:
«А чем я его мучаю? Никите хуже, а он молчит».
«И Алеша молчит, не жалуется… Ну а дальше что?»
«Любить — люби, губить — не губи…» Знаешь, кто это сказал мне? Старый доктор из больницы… У Алеши есть любовь подороже, чем я, — книги, ученье. Десять лет ему под этой любовью ходить — не вырваться… А две сразу — замучаешься…»
