Телесная хворь в конце концов отпустила, но душевная нет.
Брошенный на произвол судьбы в безумном людском муравейнике Гонконга, он то слонялся без дела по Нефритовому рынку, то сидел у сцены в ваньчайском баре, наблюдая, как красивая проститутка-евроазиатка принимает банкноту своей пурпурной киской. Он чувствовал не похоть и даже не знакомое, бодрящее желание убить, а глубокое тошнотворное беспокойство. Сердце лихорадочно колотилось, тело истекало потом, словно только из сауны. Мир перед глазами начинал меркнуть, и Брин спрашивал себя, что будет, если он и впрямь потеряет сознание в этой чужой стране, где он очнется и с кем.
Вспомнилось предсказание балийской гадалки. Наверное, она была права. Ему действительно суждено умереть вдали от родных мест. И это произойдет в Гонконге.
Беспокойство все нарастало. Потребовалась вся храбрость, чтобы выйти из номера и немного пройти по Натан-роуд до ближайшей пристани. Поездка паромом на остров Гонконг заняла пять минут. Там Брин взял такси и отправился на Виктория-пик. Стоял промозглый день. Клочья тумана вокруг горы казались драными саванами привидений.
Много лет назад Брин уже поднимался на пик в обществе мисс Ли. Запомнилась жара, ослепительное солнце и как мисс Ли высматривала укромное местечко, чтобы приказать ему встать на колени и отсосать. В поисках такого местечка они обошли всю гору: часовая прогулка с захватывающими видами на Коулун и гонконгскую бухту, но без единого укрытия, где юноша может орально ублажить своего пожилого, любящего переодеваться в женское платье товарища.
Мисс Ли возненавидела Виктория-пик, а Брину запомнились утесы.
И в этот промозглый, мглистый день он отыскал давно примеченное место, уединенный высокий обрыв далеко от основных туристических троп, на котором лишь низкая ограда не давала свалиться в кусты и на скалы сотнями футов ниже.
Безболезненная, мгновенная смерть.
Не то что те, которые годами встречали его жертвы.
Брин застыл, прикидывая угол, под которым упадет на камни, не чувствуя ни угрызений совести, ни страха — лишь всепоглощающую жажду покончить с жизнью и освободиться наконец из тесной хрупкой тюрьмы черепа.
— Обожаю высоту, только нервишки пошаливают, — внезапно рассмеялся грудной женский голос. — Так и тянет прыгнуть.
Ошеломленный странной смесью гнева, облегчения и вины, он обернулся глянуть, кто посмел прочесть его мысли, и увидел ее, окутанную ореолом тумана. На ней были штаны цвета хаки, из-под распахнутой куртки выглядывал довольно строгий свитер с высоким воротом. Туман запутался в ее ресницах, туман шелковым шарфом льнул к горлу. Поначалу Брин подумал, что она создана из водяной дымки.
