— Ну, сегодня он похож на изваяние святого с мексиканского Дня мертвых. Такое чувство, что он недоедает и никогда в жизни не знал любви.
— Да, — вздохнул Маджид.
Похоже, это описание было ему слишком хорошо знакомо.
— Кто он?
— Да так, у нас с ним были кое-какие дела.
— Как его зовут?
— Зачем тебе?
— Любопытство.
— Доминик Филакис.
— Твой сутенер?
Маджид не ответил, но встал с кровати и вставил в курильницу на подоконнике новую сандаловую палочку.
Когда он опять повернулся лицом к Вэл, мглистый серый свет предутренних сумерек обрисовал спинной хребет, делящий его широкие плечи и узкую талию пополам, и неуместный силуэт полных грудей.
— Ты зарабатываешь проституцией, — поняла Вэл.
— Говоришь так, будто тебя это удивляет.
— Меня мало что удивляет.
— Значит, ты невнимательно смотрела.
Наполнившие комнату ароматы сандалового дерева и клубники смешивались с запахом секса в пьянящий мускусный букет.
Маджид скользнул обратно в кровать и припал ко рту Вэл губами цвета хурмы.
— Нужно уезжать. Прямо сейчас.
— Что, сию минуту?
— Разве ты не этого хотела? Не за этим ко мне явилась? Только не говори мне, что решила еще немного понежиться в постели. Давай, собирайся. Не хочу здесь задерживаться.
— Да ты его и впрямь боишься!
— Просто проявляю... благоразумие.
— Что он тебе сделает?
— Проклятье! Ты задаешь слишком много вопросов.
— Мне сначала нужно заглянуть к себе в гостиницу. Забрать вещи.
— Это долго?
— Час.
— Ладно, значит так. Собирайся, но не мешкай. Знаешь, где вокзал?
— Да.
— В главном зале ожидания есть кофейня. Буду ждать тебя там. Не задерживайся.
— Филакис... он вернется?
— Не сегодня. Ему и без нас есть кого пасти. Я лишь мелкая рыбешка. К тому времени, когда он потеряет терпение и вышибет дверь, мы будем уже на полпути в Африку.
— В Африку?
— Разве я не говорил? Город — в Африке. По крайней мере, вход.
— Ладно, тогда до встречи!
— Паспорт у тебя при себе?
— Да.
Вэл уже одевалась. Подняв пояс-кошелек, она с ужасом заметила расстегнутое отделение. Паспорт и дорожные чеки лежали на месте, но кредитка и большая часть немецкой валюты исчезли. С внезапной тошнотой она вспомнила, как швырнула в потрясенного Лу сверток дойчмарок, не обратив внимания, что, помимо его денег, которые в тот момент презирала не менее его самого, вытянула и карту.
Твою мать!
— Ну а теперь у тебя что случилось? — поинтересовался Маджид.
— Ничего.
— Знаешь... на мгновение у тебя на лице появилось такое странное выражение.
