Брин следил за домом с противоположной стороны улицы, ожидая, пока Вэл с Толстозадым зажгут свет, выдав положение квартиры.
Желудок скрутило, во рту появилась горечь желчи. То напомнила о себе язва, что возникла еще в подростковом возрасте и время от времени глодала, как обезумевший хорек, пытающийся выбраться из двенадцатиперстной кишки.
Он не любит толстяков. Не трахает толстяков. Впрочем, можно сделать исключение. О да!
И скоро он развлечется с этим жирдяем, любителем шалав на высоких каблуках.
А этот мужчина одинок и слишком много времени проводит наедине с мыслями и воспоминаниями, решила Вэл.
Сначала он поставил сонату Шопена и показал несколько фотографий жены, выстроенных в ряд на огромном рояле, что занимал большую часть крошечной гостиной. Он говорил быстро, без пауз, нанизывая длинные фразы одну за другой, словно фонарики у китайского ресторана, и рассказал Вэл много того, что она не хотела знать.
Наконец, когда поток словесного поноса иссяк, ее спутник осознал, что они здесь не ради светской беседы, и со стремительной обезличенностью человека, передающего туалетную бумагу соседу в смежной кабинке, сунул Вэл пухлый сверток дойчмарок. Она пересчитала деньги, но не из интереса, а чтобы выглядеть профессионально, и засунула их в пояс-кошелек, где уже лежали банковская карта и паспорт.
Затем он показал свои «сокровища».
Те были выставлены во второй спальне, крошечной комнатушке немногим больше чулана. Ее окутывали густые тени, вдоль трех стен темнело что-то вроде миниатюрных зрительских трибун. Не давая Вэл пройти вглубь, он приобнял ее за талию.
— Постой здесь, сейчас включу свет.
Его голос стал выше от еле сдерживаемого нетерпения — точь-в-точь мальчишка, который втрескался в училку и показывает ей модель, собственноручно собранную для ее урока. Больше не улавливая спутника боковым зрением, Вэл внутренне напряглась. Может, сам Лу — источник того дурного предчувствия, которое недавно ее охватило? Она приготовилась к неожиданностям. Что же сейчас предстанет ее взгляду? Подземелье, заставленное игрушками из секс-шопа, или гарем резиновых кукол, одетых как его мамочка?
— Ну как тебе? Красота, верно?
Он только что включил галогенную лампу в углу, и та излучала мягкое янтарное сияние, окутывая золотой поволокой неземного рассвета настоящий храм женской обуви. Пары расставлены по цвету, причем черное с красным либо комбинация этих двух, определенно, преобладают. Все каблуки не ниже трех дюймов, а некоторые даже шестидюймовые и не толще карандаша — скорее объекты фетишизма, чем обувь для носки. С ремешками вокруг лодыжки, с пряжками, с блестками, с кокетливыми бантами, призванными подчеркивать подъем, с завязками под колено... а еще блестящие сапоги доминатрикс, украшенные серебристыми заклепками и цепочками, — Вэл видела немало обувных отделов, и здешний выбор был ничем не хуже, чем в крупном магазине, правда ассортимент отличался меньшей консервативностью.
