Безопасность непознанных городов | страница 142



Маленькие ручки Ремы затеребили обтрепанный подол блузы. Она покачала головой, в глазах читалась мука. 

— Я не могу пойти с тобой. 

— Но мне нужно, чтобы ты показала... — Вэл осеклась, подумав о зрелище, которое придется вынести детским глазам. — Ладно, забудь. Я сама его найду. 

Рема, кивнув, описала, где искать тело, которое, как ей казалось, принадлежало Маджиду, и добавила, что оно близ края кладбища, под несколькими оливами. На Вэл она не смотрела, устремив взгляд в сторону Города. Вэл вдруг подумала, что никогда толком не видела девочку без вуали. 

— Слушай, подожди меня здесь. Если это Маджид, я его похороню, а потом вернусь за тобой. 

— Хоронить запрещено. 

— В смысле? 

— Нельзя его хоронить. Нельзя хоронить вообще никого. Запрещено. 

— Кем? Почему? 

— Запрещено, — повторила Рема с таким видом, словно Вэл самой следовало бы это знать. — Тела в Тупике должны быть использованы до конца. Вначале тупиковщиками, затем стервятниками. Ни похорон, ни могил. Турок против. 

— Но почему? 

Девочка отвернулась. Судя по решительному развороту плеч, расспрашивать дальше было бесполезно.

— Ладно я поняла. Никаких похорон. Но все равно подожди меня.

— Зачем? 

— Хочу попрощаться перед отъездом. 

Едва эти слова слетели с языка, как стала ясна их прискорбная неуместность, ведь ими Вэл дала понять, что не собирается брать Рему с собой. 

Девочка буркнула что-то невнятное. 

— Что ты сказала? — спросила Вэл. 

Малышка пнула камушки на тропе, вызвав мини-лавину. 

— Я сказала, что прощание не важно. Мне плевать, встретимся мы еще или нет. 

Она поплелась прочь. 

— Рема! Подожди! 

Рема перешла на бег. Вэл смотрела ей вслед, не пытаясь остановить. На мгновение накатила беспомощность, ощущение собственной неполноценности. Подмывало броситься за девочкой, но ради чего? Разве есть слова, способные все исправить? Или поступки? 

Вэл развернулась и пошла обыскивать кладбище. 

За считаные минуты сизый рассвет превратился в янтарное сияние, залившее полнеба. С приходом дня птицы стали медлительнее. В основном они сидели на скалах. Несколько стервятников дралось из-за лакомых кусочков, но большинство хранило неподвижность, напоминая погнутые лампы без абажуров застывшими силуэтами своих длинных тел с тощими ощипанными шеями. Вэл птицы провожали злобными, алчными взглядами. 

Большую часть кладбища ковром устилали кости. Обойдя ее по краю, Вэл увидела оливы, о которых говорила Рема, и с замиранием сердца нетвердым шагом двинулась к ним: боялась смотреть по сторонам и боялась не смотреть. Хуже всего были тела, среди которых приходилось идти. Многие за ночь пострадали от внимания стервятников и своим видом приводили в ужас. Кругом, как немое свидетельство переизбытка плоти, валялись вытащенные внутренности, не доеденные пернатыми на их расточительном пиру.