Вэл покинула Город, как только поняла, что никто не знает о Маджиде. Худший страх вспыхнул с новой силой. Что, если Маджид вообще не в Городе? Что, если он погиб и тело увезли в горы, где мертвеца может ожидать что-нибудь похуже восторженного внимания стервятников?
— Не вздумай отправляться в горы с пустыми руками, — предупредила Вэл гологрудая женщина в цветастом саронге вокруг талии. Одну набухшую сиську у нее сосал младенец, вторую — сжимал зубами взрослый мужчина. И мужчина, и младенец довольно гулили. Во рту у них булькало молоко, стекавшее на живот беременной матери.
— Тупиковщики не станут тратить на тебя время, если тебе нечего им предложить. Найди трупака и отвези им побыстрее, пока не начал разлагаться. — Она замолкла и опять поцеловала шелковистую макушку ребенка, затем темные кудри мужчины. — Лучше всего, чтобы это был кто-нибудь молодой и красивый. За такой приз они между собой передерутся.
— Откуда знаешь?
Женщина рассмеялась, обнажив сколотые грязные зубы.
— Мой муженек... он зациклен на жмуриках. Бывало, все жалование спускал на проституток, просил лечь в фальшивый гроб и притвориться дохлыми вусмерть. Жуткий тип. Ясен пень, теперь он в горах с такими, как сам, но не сказать чтобы я по нему скучала. Мужиков хоть отбавляй.
Она отняла ребенка от груди и протянула Вэл.
— Хочешь попробовать, лапа? Знаю, у тебя нет молока, но здесь женщина может закайфовать просто потому, что у нее сосут титьку. Даже мужики от этого порой улетают.
Вэл сочла предложение не слишком привлекательным, но с замешательством поняла, что пульс тем не менее участился. До чего же непослушным стало тело! Как же плохо она владеет собой, как подвержена соблазнам и излишествам.
Заполучить труп оказалось неожиданно легко. Все-таки в самом Городе не было ни кладбищ, ни гробниц, ни крематория. В основном люди умирали от истощения, гибли от рук любовников-садистов или заигравшись в эротические игры, а также совершали самоубийства. Последние, вообще-то, были обычным делом. По мере того как потребность в сексе венасытно росла, даже удовольствия Города переставали радовать. Старожилы становились пресыщенными, беспокойными, вечно жаждали большего.
Но большего не существовало.
Только смерть, с которой прекращались все желания.
Так что горожане пачками стрелялись, вспарывали себя и морили голодом, в чем им зачастую помогал какой-нибудь любовник, чьи эротические вкусы тяготели к жестокости.
