Узнал ли уже «объект» о послании, что она отправила вчера на электронную почту незнакомой ей, но важной в цепочке плана женщине? — равнодушно подумала она.
Инфанта вышла из ванной, и вдруг ей стало неловко.
Она все еще была по-девичьи стройна — ничего лишнего ни на животе, ни на боках. Но, подумав о том, что Даня мог уже вырваться из своей полудремы и теперь, при свете дня, вдруг разглядит какие-то несовершенства, увы, уже неюного тела, она захотела накинуть на себя что-нибудь посущественней едва прикрывавшего зад полотенца.
Дверь маленькой комнаты, что располагалась ближе ко входу, была приоткрыта.
В надежде найти там какой-нибудь плед Инфанта, едва слышно ступая по грязно-серому ковролину коридора, проникла в комнату.
Раскладной диван слева, напротив — стеллажи, густо заставленные книгами. У окна — еще советских времен полированный письменный стол.
В комнате царил такой же обжитой беспорядок, как во всей остальной квартире.
Инфанта подошла к столу.
На нем лежала большая стопка книг. Она осторожно взяла лежащую сверху — «Неизвестные передвижники».
Открыв заложенную сломанным карандашом страницу, она увидела ту самую картину с одинокой вороной на заборе.
От страницы разило валокордином и нездоровым, немолодым телом, скачущим давлением и зубными коронками.
Давя в себе приступ отвращения, она положила книгу на место и осмотрелась по сторонам.
На собранном допотопном диване лежала пара декоративных подушек, со спинки такого же допотопного, стоявшего рядом кресла, за ней угрожающе следила серая растянутая кофта. Пледа нигде не было.
Инфанта, все так же осторожно передвигаясь на кончиках пальцев, собралась было выйти из комнаты, но тут ее внимание привлекла бумага в прозрачной папке, засунутой под стекло книжного стеллажа.
Приблизившись, она отодвинула створку и взяла в руки документ.
Это было свидетельство о смерти Кузьминой Натальи Петровны сорок девятого года рождения, выданное ЗАГСом Московского района Петербурга две недели назад.
Она вовремя выскочила из комнаты — в соседней раздался скрип кровати, а затем послышался радостный Данин голос.
* * *
Под утро Варваре Сергеевне приснилось: дожидаясь своего любовника Никитина, она стояла в Валерином подъезде у окна между четвертым и пятым этажом. Было настолько тихо, что она слышала свое сбивчивое, неровное дыхание. Во сне она знала, что все жильцы этого подъезда по какой-то неясной и плохой причине давно покинули свои квартиры.
Раскидистая сосна, единственный свидетель ее греха, угрюмо молчала, то ли порицая, то ли напротив — убеждая в том, что ничего уже не изменишь, раз уж так распорядилась судьба.
