— Я сам из этих мест, поэтому хорошо знаю, что такое счастье и что такое несчастье. Я председатель сельсовета.
Леве не по душе пришлось, что тот сейчас начнет рассказывать, а ему, Леве, не дадут. Он хотел было встрять с чем-нибудь в разговор. Но Фройка с Ханкой отодвинулись и повернулись к председателю сельсовета. Председатель тоже придвинулся и медленно, часто останавливаясь, начал:
— Сам я живу в Тельдинском районе. Я там председатель Дактуйского сельсовета. Там приходится много работать.
Это было тогда, когда надо было составлять реестры на продразверстку, и Бадьярину, председателю, приходилось сидеть каждый день допоздна. Как-то понадобилось ему выйти на двор, за чем люди выходят. Ну, открывает он двери, на дворе темно, небо звездное, а на пороге что-то черное, как будто человек. Председатель сельсовета не должен ничего бояться. Вот он и спрашивает:
— Кто там?
— Я, — отвечает черное и наклоняет голову.
— Кто это «я»? — Спрашивает Бадьярин, а сам видит, что надо этому «я».
— Крестьянин с Волыни.
— Переселенец?
— Угадал, — отвечает крестьянин и стоит с опущенной головой.
Забрал тогда Бадьярин его в дом. Дал закурить. Показал угол и велел спать до утра.
Наутро велел Бадьярин принести ему завтрак и стопку самогона. Но волынчанин и пригубить не захотел. Плачет, да и все. Из глаз ручьями слезы льются по скривившемуся лицу. Тут уже и Бадьярин не выдержал. Защемило у него возле сердца.
— Пей, — говорит, — после расскажешь.
Наконец перестал он плакать. Выпил стопку самогона. Сплюнул. Закусил коркой хлеба и рассказывает:
— С Волыни я сам. Простой хлебороб с Волыни. Прошлым летом был ходоком. Все лето искал землю. Потому что помощи не было никакой. Дали клочок исписанной бумаги да и велели самому искать. Бумага немая, ничего не скажет. Немало времени прошло, пока приехал, пока нашел, пока понравилось. А дома осталось много работы.
Потом поехал домой, все продал, отдал земельку в аренду. Подговорил и соседа ехать вместе и только взял с собой скотину, детей и жену да упряжку. Все семейство и вещи были в одном вагоне, а он с лошадьми — в другом и ни на шаг от них не отходил. Сам их кормил на станциях и с ними жил.
Вот так ехали-ехали, без конца-краю ехали. Потом поезд остановился, отцепили вагоны, и какой-то станционный служитель сказал: вот тут, мол, оно и есть. Вышел из вагона крестьянин, глянул: эге, тут оно и есть. А лошади как раз тогда ели. Подождал ходок, пока поедят лошади. Собрал даже последние зернышки овса в ладонь и подал лошадям. Потом забрал кормушку, повернул лошадей. Открыл широкие двери и начал потихоньку выводить их. Лошади не хотят идти. Боятся спущенных с вагона досок. Но таки сошли.
