Кое-как умостившись, еврей никого ни о чем не спросил и сам грубым еврейским языком, пересыпанным русскими словами, рассказал, что едет в Читу. Каких-то тысячу верст отсюда. Тут, в этой местности, версты никакого значения не имеют. Только там, в России, церемонятся с этими верстами.
Что, спят уже? Ну, сони. Жалко. Ну, да он завтра скажет. Он хочет взять к себе несколько евреев. Ведь он же не какой-нибудь мужик. Он уполне еврей. Он даст евреям хорошо заработать. Он сам баргузинец. Как это поют…
Еврей внезапно раскрыл рот и начал хрипеть, как будто злился старый пес.
Плыл среди моря, средь белого дня,
Плыл, озираясь и молча глядя.
Хлебом кормили крестьянки меня-а,
Парни снабжали махоркой.
Внезапно забубнил что-то себе под нос, сморщил крупное лицо и стал причитать:
— Ай, забыл, и к черту!..
И снова, скривившись, захрипел:
Эй, Баргузин, пошевеливай ва-ал.
Молодцу плыть недалече.
Потом он несколько раз поворочал большим языком во рту, прислонил свои огромные руки к печурке, чуть не заслонил ее всю, и продолжил дальше:
— Это таки недалеко от Иркутска, верст пятьсот. Нет, четыреста восемьдесят. Байкалом можно доплыть до самого Баргузина. Знаменитый город — Баргузин…
Еврей хмурил густые рыжие брови. Но рук от печки не убирал. Он бурчал, что, мол, нечего Баргузина бояться. Кто хочет, может остаться евреем и там. Там есть синагога, Тора в ней есть, и две сотни евреев ходят в каждый судный день молиться. Деньгами на бога не дает никто: золотом платят. Там золота у каждого вдоволь. А богу они платят слитками золота. Как в библии сказано…
Еврей убрал от печки грубую волосатую руку, приложил ее к изборожденному морщинами лбу и заморгал вылинявшими глазами. Потом махнул этой же таки рукой:
— К черту! К черту! Совсем из головы вылетело…
… Золотые прииски находятся не в самом Баргузине. За 750 верст они от Баргузина. Туда, в тайгу, надо ехать от Баргузина еще 750 верст. Зимой оно просто: на маленьких саночках туда проскочишь да и живешь на «зимовке». А летом беда. Телегой ехать нельзя. Нет дороги. Нужно ехать верхом. Все работники туда едут верхом.
Также среди работников нет ни одного еврея. У него самого на прииске работают с полсотни рабочих, только буряты и кацапня. И ни одного еврея нет. Но у него настоящая еврейская душа. Он может теперь взять с собой нескольких евреев и дать им хороший заработок. Двести рублей гарантирует. Баргузина нечего бояться. Кто хочет, может и там быть евреем…
Еврей выпалил это все одним духом, как будто у него накипело. Он никому не давал переспрашивать, вставить словцо. И, выговорив все, начал поудобнее устраиваться на обрубках дерева, на которых он сидел.
