Всё будет хорошо, обязательно | страница 3

Так улыбаться друг другу, так смеяться и молчать можно было только с Йоханной. Только с лучшей подругой.

На шкафу стояла копилка. Мы уже много недель подряд бросали туда каждый цент, который удавалось сэкономить. У нас будет праздник, мы славно повеселимся!

Мы радовались жизни. Хотя это было, пожалуй, не совсем так. Мы старались веселиться. Мы смеялись чуть громче, разговаривали немного больше обычного. Чтобы не слышать того, о чём все думали. Чтобы не думать о том, чего боялись.

Я об этом знала, хоть мне и не полагалось знать. Я слышала это в страшных историях мальчишек с нашей улицы. И в дыхании Оскара, когда он поднимал голову от газеты. И в молчании родителей, обрывавших разговор, едва я входила. В комнате повисала тишина, от которой воздух становился тяжёлым. Тишина, весившая больше, чем рюкзак, набитый камнями.

Разумеется, я не входила в комнату просто так. Я научилась красться, ждать у двери, чтобы услышать тихий разговор родителей. Хотя от того, о чём они говорили, сердце моё билось учащённо, а во рту пересыхало. Особенно от слова, произносимого каждый день: война.

Сын нашего булочника Паулюс утверждал, что знает, в чём дело. Причиной всему – убийство. В какой-то стране за сотни километров от нас совершено преступление, причём убит не один человек, а сразу двое. Потому-то и началась война.

Что такое война? – спрашивали мы у него. Что люди делают, когда война?

Сражаются, объяснял он. Поджигают дома. Сбрасывают бомбы. И убивают других.

Но я-то хотела услышать, отчего всё это происходит. Потому что я, честное слово, ну никак не понимала.

Я всё крутила и крутила мой жестяной глобус. Но нигде не могла найти ту далёкую страну. Папа показал мне её намного позднее. Фиолетовое пятнышко. Безобидное фиолетовое пятнышко, не больше Бельгии. И всего сантиметрах в двух от нас.

С приездом Тантанны всё изменилось. Но ненадолго.

– Надо говорить «тант Анна»[2], это два слова, – поправляла нас Роза.

Она так делала каждый год, а мы каждый год над ней смеялись:

– Как-как? Тантанна?

И зачем только мы подшучивали над Розой? Уж над ней-то точно было незачем. Но мы не могли не смеяться, потому что она всегда так серьёзно рассуждала. А нам хотелось веселиться. Смеяться надо всем серьёзным. Так была у меня устроена голова. От серьёзных вещей разбирал смех. Не знаю почему. Так получалось само собой. Когда учитель очень сердился и долго молчал, глядя мне в глаза. Когда подружка рассказывала мне, что у неё умерла бабушка. Когда человек спотыкался и старался как можно скорее встать, чтобы никто не заметил его падения. Я всегда хохотала, хотя и знала, что другому может быть больно. И тем более не следовало смеяться над смертью бабушки, особенно если это была любимая бабушка. Иногда на меня сердились. Иногда из-за меня плакали, и я краснела от стыда. Но ничего не могла с собой поделать. Хохотала, и всё.