Малу
в тот год, когда водопроводная труба лопнула, морозы были такие, что индеец попросился из флигеля в дом, приволок свои одеяла в комнату для гостей, а потом пришел на кухню, где я драила стены, и сказал, что у царей его племени стены были обиты золотом внутри и снаружи
с океана дул мокрый ветер, и простыни, которые я вывесила на заднем дворе, залубенели и звенели на ветру, падрон ходил по дому в меховой жилетке и был похож на лагушского пастуха, хозяйка не вставала с постели, а я запустила стиральную машину и читала книжку о жизни блаженного Портильо, в пятый раз уже
Кристиан позвонил у парадной двери, но его никто не услышал, падрон в студии поставил пластинку, это была турандот с тенором гомесом, мне если раз скажешь, я на всю жизнь запомню, слово в слово, меня ночью разбуди – я все пластинки перечислю, и дирижеров, и какой оркестр играет, и в каком году!
я вышла на террасу с метелкой снег подмести, одно название, что снег – кокаиновые дорожки на черном граните, как посмотришь, так ноздри немеют, я этого добра напробовалась, когда у тетушки работала, там много всякого было, наш падре и половины не понял, когда я на исповедь пришла
я услышала – эй! – посмотрела вниз и увидела человека в саду, лежит себе в нашем гамаке, раскинув руки и задрав голову к небу, лицо у него было румяное, как у гензеля из сказки, а на голове шапка с помпоном, потом он вылез, наклонился и бросил в меня чем-то белым – это был снежок! такое разве забудешь
и что же он сказал, когда я впустила его в дом? от тебя пахнет дегтярным мылом, дитя мое! я молча взяла у него пальто, которое весило как целая овца, и повесила подальше от хозяйских вещей
потом прошел год, падрон привел его снова, сказал, что он аспирант в академии – правда, сам он звал его студентом, и я стала звать студентом, и вообще небрежничала, пока однажды не увидела его рот, перемазанный земляничным вареньем
они с падроном пришли попробовать начинку для пирога, спустились со своих небес, голодные, веселые, и давай зачерпывать прямо ложкой из кастрюли, падрон любит кусочничать, а я иногда позволяю
студент стоял у окна, лицо у него и так прозрачное, как китайская чашка, а от зимнего света еще светлее стало, я и взглянула-то случайно, я же только на падрона смотрю, если падрон в комнате, а тут увидела его губы на белом лице, будто красный гамак в заснеженном саду, что-то во мне натянулось, как простыня от ветра, и зазвенело
Радин. Среда
