Модель функционирования идеологии в обществе разработал французский философ-неомарксист Луи Альтюссер в своем труде «Идеология и идеологические государственные аппараты» (1970). Он пишет: «Идеология интерпеллирует (запрашивает) индивидов как субъектов. Категория субъекта конститутивна для идеологии в той же мере, в какой всякая идеология наделена функцией “конституирования” конкретных индивидов в субъектов» [Althusser 1994. Р. 129]. Далее в работе Альтюссера описывается структура идеологии, которая аналогична паноптическому устройству Иеремии Бентама. Пространство идеологии организовывается вокруг идеального субъекта, взгляд которого определяет для индивида особое место в реальности и гарантирует его целостность. Посредством идеологии индивид конституируется как свободный субъект, способный свободно подчиняться приказам центрального Субъекта [Усманова 2002. С. 190]. В пространстве идеологии индивид обязуется свободно принимать свою подвластность, чтобы производить действия и жесты подчинения по собственной воле. Смысл интерпелляции состоит в том, что индивид, интерпеллируемый идеологией, распознает себя как окликаемого и обретает возможность самоидентификации.
Идеология по своему составу достаточно эклектична и включает мифологический компонент [Иванов 2017. С. 34–35]. Мифологемы содержатся в любой идеологической системе в виде рационализированных концептов. Так, российская исследовательница рациональности Н. С. Автономова пишет по этому поводу: «В исторически сложившемся арсенале идеологии находится вся совокупность мифических образов, в которую входит библейская и античная мифология, передающийся из поколения в поколение набор “кочующих” идей, которые в силу относительно своей самостоятельности переживают некогда породившие их социальные условия и, наполняясь каждый раз новым смыслом, сохраняют тем не менее некоторую универсальную значимость. Среди этих идей-клише — идея мученичества и идея 49 спасительства, идея потерянного и обретенного (точнее — утопически обретаемого) рая во всех ее вариациях (золотой век, обетованная земля), вины и искупления и т. д. Этот как бы вневременный арсенал средств мифического мышления может соответствующим образом активизироваться в зависимости от обстоятельств, от социальных условий» [Автономова 1988. С. 195].
В социальной мифологии существуют мифы, к которым относится миф о герое и миф о своем и чужом пространстве. Эти мифы воздействуют на общество на двух уровнях: восходят к древней архаике и могут умело использоваться правящей элитой. Так, в мифе о герое, актуальном практически во все времена, А. Г. Иванов выделяет, «с одной стороны, ядро архетипического образа (происхождение героя, качества героя, предназначение героя, взаимодействие героя со сверхъестественными силами, борьба героя с врагами, испытания героя и т. п.), относящегося к «архаическому» уровню социальной мифологии; с другой — конкретные коннотации образа героя, продиктованные текущими общественными процессами» [Иванов 2017. С. 37–38].
