Папины письма. Письма отцов из ГУЛАГа к детям | страница 84
Письмо Фридриха Оскаровича Краузе Вере Федоровне Берсеневой:
«Бедная, моя бедная несчастная жена моя! Не на радость тебе я соединил твою судьбу со своей! Не думал не гадал я о таком мрачном конце нашего счастливого брака. <…> Если умрем, не повидав друг друга, мы все же до конца будем знать, что каждый из нас с своим последним вздохом еще благословляет другого и вспоминает минувшее счастье… радость моя!»
Это было началом переписки «из лагеря — в лагерь», когда супруги нашли друг друга после 13 месяцев полной безвестности. Впервые муж пишет жене — такой же арестантке, как и он сам. До глубины души он потрясен ее арестом, гибелью семьи, сиротством детей. Письмо Веры Федоровны Берсеневой Фридриху Оскаровичу Краузе:
«Если бы мне был дан дар предвидения всех тех бедствий, которым суждено было нас настигнуть, то и тогда я не отказалась бы от счастья быть твоей женой».
Вера Федоровна умерла в лагере (Мариинск, Кемеровская обл.) 1 августа 1950 года. Фридриху Оскаровичу тогда оставалось до освобождения полтора года. Смерть жены он воспринял как величайшую катастрофу своей жизни, крах всех надежд на будущее.
Арестовали его, а вскоре и Веру Федоровну, в Магнитогорске, куда они с женой уехали добровольцами в 1931 году и где Краузе стал фактически главным педиатром города, быстро завоевав непререкаемый авторитет среди коллег и уважение родителей своих пациентов.
До войны все шло как нельзя лучше. Но началась война, и Фридрих Оскарович почувствовал, что «местный отдел МВД за мной следит и что, значит, я на очереди… И все же я глупо надеялся на нашу безупречную репутацию, на полное отсутствие каких-либо криминальных улик, и, правда с некоторой затаенной тревогой в сердце, мы продолжали жить своей обычной жизнью. Ничего не прятали, ничего не скрывали».
Надеялся, действительно, напрасно, 10 марта 1942 года за ним пришли. А 4 декабря арестовали и жену. Дочери Лене тогда было двенадцать лет, сыну Карику — десять.
>Из воспоминаний Ф. О. Краузе, написанных в 1970 году:
>«Мне предлагалось письменно изложить мое отношение к советской власти. И я вполне правдиво писал, что критиковал в домашних разговорах политику коллективизации за поспешность ее проведения сразу по всему государству; что считал ошибкой тяжелую финскую войну, так как она отвратила от нас симпатии широких слоев зарубежных рабочих; что я очень огорчился тем, что отменены недавно стипендии в средних медицинских школах, из-за чего многим лучшим ученикам пришлось покинуть школы. Но я полностью (и это тоже правда) отрицал какую-либо „агитацию“, что-нибудь несовместимое с гарантиями нашей конституции».