Многочисленные друзья Козимо остались ему верны. Веспасиано видел, как Никколи отправил изгнаннику письмо, при многих людях громко, так что все его слышали, поручив гонцу: «Отдашь письмо Козимо и скажешь ему: Никколо говорит, что власти каждый день творят столько глупостей, что стопы листов не хватит их описать»[126]. Никколи далеко не единственный из друзей Козимо сохранил ему верность. Правители таких городов, как Перуджа и Болонья, предлагали ему сочувствие и помощь, без сомнения памятуя про крупные займы в прошлом. В Венеции, правительство которой тоже одалживало у него большие суммы, Козимо приняли как заезжего князя, «с такими почестями и радушием, – радовался он, – что и описать невозможно»[127].
Тем временем во Флоренции стало очевидно, что новые хозяева города, по выражению Веспасиано, «не умеют править»[128]. Через год сменившееся правительство потребовало вернуть Козимо, и напуганный Ринальдо в отчаянной попытке удержать власть собрал тысячную толпу сторонников. Однако до столкновений дело не дошло: отчасти Ринальдо удержал папа Евгений, отчасти численное превосходство тех, кто требовал возвращения Козимо. Среди них было «множество диких и свирепых крестьян», которые под командованием дальнего родственника Козимо, Папи, хлынули в город из Муджелло[129]. Пришел теперь черед Ринальдо бежать из Флоренции вместе с более чем пятьюстами горожанами.
Козимо вернулся в семейный дворец на Виа Ларга, к северу от церкви Сан-Лоренцо. В следующие три десятилетия он определял политическую и культурную жизнь Флоренции. Формально она оставалась республикой. Однако Козимо жестко контролировал политику, продвигая своих ставленников и давя налогами противников. Еще он усовершенствовал систему манипуляции выборами за счет тщательного надзора над чиновниками, ведающими сумками и жребиями; эта старая уловка позволяла добиться того, чтобы при большом числе званых было очень мало избранных. Сам Козимо оставался в тени, ловко и почти незримо нажимая властные рычаги. «Он всячески скрывал свою власть, – писал Веспасиано, – действуя негласно и с величайшей осмотрительностью»[130].
Веспасиано знал Козимо очень близко. Его биография этого великого человека – самая длинная в книге – пестрит указаниями на короткое знакомство: «когда я был с ним», «когда я был в его комнате», «я слышал, как Козимо сказал». Веспасиано мы обязаны рассказами о том, как Козимо играл в шахматы или вставал с утра пораньше, чтобы два часа ухаживать за своим виноградником
