– Простите, – шептала она, – простите, надо потерпеть. – И очень тревожилась, глядя, как все больше бледнеет его лицо.
София была не вполне уверена, что все делает правильно, но природное чутье подсказало, что рану надо как следует прочистить. Когда это было сделано, Карла принесла антисептик и перевязала руку, чтобы остановить кровотечение.
– Рану обязательно надо зашить, – выпрямляясь, сказала София.
– Вызывать врача нельзя.
– Да.
Положение сложилось непростое. Местный врач, который жил в Буонконвенто, был известен своими симпатиями к фашизму, и доверять ему нельзя было ни в коем случае.
– А если обратиться к монахиням в монастыре Святой Анны? – предложил Альдо. – Разве не они давали советы врачу из Трекуанды?
София сразу вспомнила прекрасную, расписанную фресками трапезную монастыря и его добрейшую мать настоятельницу. Монастыри в это время приносили огромную пользу, поскольку их тайные подземные ходы во время нацистских рейдов ни разу не были обнаружены. Кроме того, немцы, как правило, не обращали внимания на монахинь, чьи одеяния были весьма удобным способом маскировки. Во время последней встречи Софии с настоятельницей они обсуждали судьбу одной упрямой деревенской девчонки, которая сбежала из дому и спряталась в монастырском саду, где ее и нашли. Они сидели на террасе, лакомились овечьим сыром, неторопливо запивая его монтальчинским вином, и любовались холмами Крит-Сенези[9] на западе, а заодно пытались придумать, что делать с девчонкой. Наверняка монахиня им снова поможет.
Карла сразу встревожилась:
– А что, если она спросит, кто он такой? Нельзя, чтобы монахини попали из-за нас в переплет. Давать прибежище англичанину опасно, вот что я вам скажу.
– Перевозить его туда пока и не нужно. Я буду время от времени его навещать, и если он снова заговорит, я все про него узнаю.
– Графиня, вы знаете английский? – спросил Альдо.
– Конечно; мои родители хотели, чтобы я изучала английский, немецкий и французский, и я почти целый год училась в Лондоне.
Альдо полез в карман штанов, что-то оттуда достал и протянул ей:
– Смотрите, что я нашел у него в пиджаке.
София взяла тетрадочку, перелистала несколько страниц, но не уловила смысла, поэтому решила пока припрятать находку и ушла.
Заниматься живописью на свежем воздухе было холодновато, а тем более на самом верху зубчатой башни, где свирепо разгуливал ветер, но летом София успела закончить несколько новых этюдов. Саму башню она и раньше часто рисовала – и от стеночки, окружающей водоем посреди площади, и из окна своего дома. Писала она и вид, открывающийся с самой верхушки башни, куда можно было попасть по очень крутой внутренней лестнице. Еще перед войной она задумала устроить в верхнем помещении башни мастерскую, но сейчас Лоренцо предупредил о большой вероятности того, что башню станут бомбить, и она отказалась от этой затеи. Разве что когда-нибудь потом.
