Лето и ранняя осень того года, предварявшие мой шестнадцатый день рождения, были эпохой неопределенности, риска и новизны. Все девочки вокруг меня вступали в переходный возраст, и спустя совсем немного времени я к ним присоединилась. Бедра стали шире, я подросла и набрала вес. Я понимала, что эти перемены затрагивали не только мое физическое тело. Вскоре все должно было измениться – мои предсказания, мои ожидания, мое будущее. Вся моя жизнь.
Домашний экземпляр книги «Картография будущего: справочник по толкованию девочек и женщин», старинного издания в кожаном переплете, передававшегося в нашей семье от поколения к поколению, лежал на камине в гостиной, но Майлс частенько утаскивал его к себе. Увлечение брата толкованием я считала одной из его странностей, чем-то наравне с его отвращением к шоколаду и тем фактом, что он левша. Толкование считалось женским делом, и то, что Майлс часами просиживал над книгой, изучая комбинации отметин и предсказания, казалось довольно вздорным занятием. Его любовь к толкованию была одержимостью, дикостью, страстью, которую он не контролировал. Наблюдать за тем, как Майлс развивает в себе ремесло, которым вообще-то не должен владеть, – которое не должен любить, начнем с этого, – само по себе было ценным уроком.
Как же много времени мы проводили в те дни вместе! В августе жара загнала нас в подвал – темное пространство с земляным полом и балками, затянутыми паутиной. Мы пробрались мимо уставленных друг на друга коробок в укромный уголок прямо под кухней, откуда сверху до нас долетали бестелесные обрывки материнского голоса. В детстве мы прятались там, чтобы подслушивать родителей, но в тот раз нас привели туда духота и скука. Мы сидели на полу, прислонившись спинами к бетонным стенам, позволяя их прохладе просачиваться сквозь нашу кожу. Годы спустя я буду вспоминать тот день как поворотный момент, после которого наши отношения ухудшились и между нами пролегла бездна. Но в тот момент нам просто хотелось хоть чем-нибудь себя занять.
– Давай сыграем в «Знаешь ли ты», – предложила я. Эта игра была нашим собственным изобретением – мы придумали ее давным-давно, в какой-то из летних дней вроде сегодняшнего, но не играли в нее уже лет сто.
Майлс поискал в кармане монетку.
– Выбирай, – велел он, и монетка закрутилась в тусклом свете подвала. Орел или решка. Я выбрала орла, но, когда он прихлопнул монетку к руке и отнял ладонь, там оказалась решка. По его лицу скользнула хитрая ухмылка. Брату было почти восемнадцать, но он по-прежнему умел принимать по-детски озорной вид, как двенадцатилетний мальчишка, добившийся своего.
