. В 1770‐х более 3000 предпринимателей разного рода торговали книгами, но в полуофициальном «Альманахе книготорговли»,
Almanach de la librairie, 1781 года указаны только 1004. У большинства не было никакого права. (Чтобы легально продавать книги, нужно было быть членом гильдии или хотя бы купить сертификат, называемый
brevet de libraire.) Основную часть их товара составляли книги, изданные за рубежом, купленные напрямую или через посредников, и многие из них были нелегально изданными или запрещенными. У нас недостаточно данных, чтобы определить пропорции, но, каким бы ни было статистическое соотношение законной и незаконной литературы, очевидно несовпадение между книгами, которыми занимались цензоры, и теми, что действительно распространялись по торговым каналам
[130].
Власти полностью осознавали это несовпадение, несмотря на их неполную осведомленность, потому что книги часто изымались на въезде в Париж и во время проверок поставок, проходящих через провинциальные палаты синдиков. Получив сигнал от информаторов, власти обыскивали книжные лавки, изымали нелегальные труды и допрашивали торговцев. Обысками руководили полицейские инспекторы, назначенные надзирать за книготорговлей. Самый активный из них, Жозеф д’Эмери, тесно сотрудничал с Мальзербом и Сартином и собрал невероятно богатый материал по всем областям издательской индустрии. Все ли эти действия можно отнести к формам последующей цензуры?[131]
Французы XVIII века сочли бы это обычной работой полиции. «Полиция» тогда была широким понятием, охватывающим большую часть задач муниципального управления, включая освещение, гигиену и поставку продуктов[132]. Парижская полиция была известна своей отточенной, современной и хорошо организованной работой. И в самом деле, полицейская администрация столицы была настолько усовершенствована, что вдохновляла на трактаты о полиции, и это можно считать вкладом в литературу Просвещения. Вольтер считал «общества, обеспеченные полицией», sociétés policées, социальным устройством, достигшим высшей степени развития цивилизации. Ошибочно было бы связывать полицию при монархии Бурбонов с репрессивными органами при тоталитарных режимах. Однако, несмотря на все свои совершенства, литературная полиция Франции XVIII века изъяла немало книг просветителей наряду с многими другими, так никогда и не вошедшими в историю литературы, но бывшими основной мишенью государственного преследования.
