— Изыскать? Для кого?
— Для больного, — Исаак Наумович показал на лучеграфию. — Для этого больного.
— А, собственно, кто он такой, этот больной?
— Рабушинский.
— Павел Павлович Рабушинский?
— Именно. Талантливый молодой человек, ему жить да жить!
— Миллионщик Павел Павлович Рабушниский?
— Ну, это преувеличение. А хоть и миллионщик, что с того? Разве это важно?
— Важно, Исаак Наумович. Очень важно. Что ж, я возьмусь провести ему курс обновления.
— Возьметесь?
— Да. Это будет стоить один миллион сто тысяч рублей.
— Что? Вы сказали — сто тысяч рублей? Я не ослышался? Это ведь неслыханная сумма!
— Вы ослышались, Исаак Наумович. Я сказал один миллион сто тысяч рублей. Неслыханная? Так ведь излечение от рака легких тоже вещь неслыханная.
— Но… Не знаю, пойдет ли Павел Павлович на это.
— Да хоть и не пойдет. Мне, собственно, безразлично.
— Миллион…
— Господин Рабушинский вполне может себе это позволить. Если захочет.
— Но мы, врачи… Мы не вправе решать, кому жить, а кому умереть!
— Об этом и речи нет — решать, кому жить. Я лишь решаю, займусь я господином Рабушинским, или нет. Не более, не менее.
В задумчивости и даже в печали Альтшуллер покинул меня, забыв лучеграфический снимок на столе.
Да, именно так. Миллион сто тысяч рублей. И да, Рабушинский вполне может себе это позволить. Позволил же он себе разорить Алчевского, довести того до самоубийства и захватив его банки, выгадав на этом, по меньшей мере, пять миллионов рублей. Скорее, восемь. Ну, восьми и даже пяти миллионов в наличии у него нет, у Рабушинского, у него капиталы в деле, запросто не вытащишь. А миллион — это он, если постарается, найти сумеет.
Конечно, можно было действовать потихоньку. Надбавлять по сто тысяч. Но исцелять Рабушинского за меньшую, чем миллион, сумму было бы непростительно. Шеф поставит минус. И вообще, миллион мне понадобится. Понадобится и больше. И не просто миллион, а миллион легальный, миллион объяснимый. А то превращать опилки в червонцы с помощью полевого синтезатора «Мидас» — ну, глупо же. Этих червонцев тонна выйдет. Где столько опилок взять? И как объяснить этот миллион звонкой монетой? Можно, конечно, и фальшивых купюр напечатать. С применением нанотехнологий. Никто никогда не различит, где подлинные деньги, а где копии. Но это нехорошо. Во многих смыслах. И — зачем фальшивки, когда есть Рабушинский? И Ротшильды, и Рокфеллеры, и прочие люди со средствами, желающие вернуть здоровье и молодость?
Ну да, найдутся люди, которые обвинят меня в корыстолюбии. И это очень хорошо, что найдутся. А не найдутся, я организую такие обвинения. Пусть знают, что есть такой злыдень, лечит рак за миллион. И ещё омолаживает! За деньги, за деньги, за деньги! Как можно!
