— Я, когда соглашался на договор, был уверен, что проживу два, много три года. Если бы я знал…
— Теперь знаете.
— Но ведь я сам его подписал! Добровольно!
Согласно договора, Чехов не только отдал Марксу литературные права на уже написанное, но и запродал будущее. И сейчас, напиши он рассказ, повесть или роман, всё шло Марксу по четыреста пятьдесят рублей за авторский лист. То есть за десять листов, обычный объем книги, Антон Павлович у Маркса бы выручил четыре с половиной тысячи — и всё. Сколько бы Маркс эту книгу не переиздавал.
А «Знание» готово было платить Чехову пятнадцать тысяч за издание. Из них пять — авансом. И если будут переиздания — то ещё и ещё. Или же через два года Чехов был волен искать другого издателя. В общем, большая разница. Огромная.
— А теперь Маркс сам от своего договора откажется! И тоже добровольно! Мы в «Знании» предлагаем следующее, — Пешков достал из кармана бумажку и зачитал:
— Первое. Поднять в газетах вопрос о нравственной стороне порабощения писателя. Выскажутся многие — Андреев, Бунин, Куприн, Скиталец, ваш покорный слуга тоже. Лев Толстой — возможно. А там пойдет писать губерния.
Второе. Провести разбор, насколько подобный договор соответствует законам Российской Империи. Лучшие юристы выступят опять же в крупнейших российских газетах.
Третье. Призвать к бойкоту Маркса и его изданий как читателями, так и писателеями, а, главное, рекламодателями. Нет — рабовладению!
И четвертое. Прежде чем приступить к пунктам первый — третий, предложить Марксу самому расторгнуть договор. Дать ему три дня на обдумывание. Адольф Федорович сообразит, что ему выгодно, разругаться с Россией или пойти на уступку. Ну, а не сообразит — ударим из всех орудий, — он оглядел нас, призывая высказываться.
— Нужно и можно привлечь ялтинцев. Они должны поднять голос в защиту своего земляка, — предложил Исаак Наумович.
— И это не помешает, согласен, — сказал Пешков.
Я помалкивал. И Синани помалкивал. Антон Павлович же слушал со вниманием. Именно он сегодня герой. В смысле — главное действующее лицо.
За две недели Чехов сделал больше, чем два предыдущих года. Из Гурзуфа уехал в Одессу, откуда вместе с интересной молоденькой вдовушкой совершил вояж в Киев, из Киева в Москву — и, уже в одиночестве, вернулся обратно в Ялту. Каждый его шаг попадал в газеты.
Вопреки обыкновению, в Москве он охотно появлялся на публике, давал интервью и вообще был активен, как в молодые годы. Даже больше. Ничего удивительного, нужно было наверстывать упущенное, отнятое болезнью и обстоятельствами.
