— Произведение действительно великое, за душу берет, я глубоко взволнован.
Видимо, так оно и было. Эва тоже заметила это. Рандольф повернулся к ней и с пылом, которого я от него не ожидал, старался объяснить, почему его так трогает эта пьеса. Мои попытки коснуться постановки и актерской игры потерпели полный провал, он не переставая толковал о трагедии влюбленных.
Спектакль кончился, и мы с еще двумя коллегами, медленно двигаясь в потоке зрителей, направились в кафе «Пресса». Рандольф снова вернулся к той же теме. Он вежливо слушал мои рассуждения о различных режиссерских трактовках этого произведения, но я видел, что он с нетерпением ждет, когда опять сможет говорить. Больше всего меня бесило, что я, видимо, не производил на Эву ни малейшего впечатления своей эрудицией. Она только и ждала, чтобы заговорил Рандольф.
Я окончательно забыл, что моя задача — дать совет Эве, помочь ей, и ехидными замечаниями старался вывести Рандольфа из его благожелательной самоуверенности.
— Я никак не думал, коллега Рандольф, что вас занимает театр. Разумеется за исключением произведении социалистического реализма, не так ли?
Мы все сели за один стол. Эва заметила бестактность моего вопроса, и на лице ее появилось выражение досады. Она сидела между Рандольфом и мною, наши коллеги, которые пришли, видимо, чтобы поддержать компанию, а не для того, чтобы спорить о пьесе, углубились в беседу о роли сказки в первый год обучения. Не реагируя на мою иронию, Рандольф обратился ко мне. Впрочем, даже отвечая на мои вопросы, он разговаривал только с Эвой, внимательно его слушавшей.
— Классическое наследие мировой литературы играет для всех, в том числе и для меня, большую роль. Но неужели вам кажется несущественным то, что Шекспир вскрывает в своей трагедии социальные причины несчастья, постигшего влюбленных? Разве не возникает у нас тотчас же мысль: как жесток был феодализм! И затем, разве отношения людей при капитализме не влекут за собой подобных трагедий?
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — впервые вступила Эва в наш спор, — но неужели вы думаете, что подобные предрассудки остаются непоколебимыми вплоть до смерти, до убийства, до самоубийства человека — словом, как вам угодно будет это назвать?
— Это не предрассудки! — вскричал Рандольф. — Это реальные причины, обусловленные собственническими отношениями. Они приводят к гибели не только кровных родственников, но и людей, не связанных родством. Собственность важнее личного счастья! И тут невозможно духовное прозрение, какое мы видим в пьесе Шекспира. Только когда изменятся собственнические отношения, только тогда личное счастье…
