Тогда они уже жили в двухкомнатной квартире в Рола, на другом конце города, но по-прежнему приезжали сюда, реже, правда, но приезжали. А потом начали строить Нейштадт. В последний раз Трумпетер смазал свой токарный станок, чтобы сменить его на экскаватор. Теперь поселок и лес оказались между строительством и городом, косули исчезли, но они вернутся, сказал Зальцман, пусть только достроят Нейштадт. Что ж, возможно, они и вернутся в свое царство, когда в нем опять воцарится тишина. Уже тогда Трумпетер говорил: «Дети будут все делать ловчее вас».
Итак, лес, а еще кусок незастроенной пустоши. Пустошь, или Тайга. Строительная площадка, или просто пространство. Белый, охряный, сероватый, кирпично-красный виднелся Нейштадт.
Вздымался вверх, тянулся вширь, отражался в застекленных фасадах город, где пока только две школы, один высотный дом, клуб, кино, четыре детских сада и ни одной церкви. Придет время, и нужно будет решить что-то с кладбищем. Но церкви в городе не будет. Зато будет хорошая библиотека, и спортплощадка в придачу к бассейну — этот уже построили, — и деревья, много деревьев, если они пойдут в рост, конечно. Деревья — это тебе не дома. С этим придется повозиться. Ибо площадка для игр хороша, но где играть нам, взрослым? Трумпетер об этом и говорит.
Мимо магазина налево, и поликлиника остается справа, а впереди встал дом среди чахлого газона, они засевали его весной. Над двумя порталами архитектурные излишества, они же — произведения искусства, зато лифт жужжит безотказно. Приятно нажать кнопку и очутиться в собственной квартире. Тут вообще все приятно, в этом квартале девятнадцать, в корпусе номер один, для которого они собственноручно рыли котлован и коллекторную шахту. Вот и двенадцатый этаж, он всегда мечтал жить высоко, как оно и положено рабочему подземных сооружений. Сына дома нет, он в бассейне. Дочь у подружки. Ханна сидит на балконе, перед ней на столе груда тетрадок, из кухни доносится запах кофе. Пройдя в ванную, Трумпетер встал под холодную струю, потом сунул ноги в домашние туфли. В трубах урчало. Наконец-то Ханна. Уже приготовила чашки, на полу кофейник, сахарница на перилах, и Ханна задает вопрос, который повторяется дважды в месяц: какой простодушный голос, а может быть, не совсем? Трумпетер отвечает:
— Два-ноль.
— Надеюсь, в нашу пользу?
— В их.
А в чью же еще? И будто он ходит туда ради счета. А может, она все же подсмеивается над ним? Трумпетер обычно говорил: собираясь забить гол, наша команда сообщает об этом противнику по телефону.
