После некоторых уговоров он отправился с нами. Когда мы вновь поднялись наверх, моя мать принесла чай с сахарными крендельками. После того, как мы его выпили, воцарилось молчание, которое, казалось, никогда не кончится. Я подошел к окну и взглянул на небо. Незаметно я спустился вниз, чтобы отыскать брата.
— Мы сидим наверху, и у нас нет никакой программы, — сказал я. — Не хочешь сыграть нам на мандолине?
— Нет, — сказал он.
— Но у нас нет никакой программы! — с нажимом сказал я.
— Нет, — повторил он, — не буду
Я еще долго уламывал его, но он упорно противился. Когда я вновь вернулся в спальню, оказалось, что кто-то отворил встроенный шкаф. Я запирал его, но оставил ключ в замке. Шкаф служил мне для двух целей: поскольку в нем было темно и тихо, я орудовал там своим членом или же лепил из глины горшочки, кувшинчики и пепельницы, и оставлял их на просушку. Яркая лампа без абажура освещала небольшое пространство, так что я мог полностью закрывать за собой дверь; (в основном я запирался на ключ изнутри).
Все забрались туда и вытащили горшочки наружу, чтобы разглядеть их при дневном свете.
— Мы не разобьем, — сказал Вертер. Он осмотрел донышко одной пепельницы, на которой обнаружил буквы: Ф. С. Ф.
— Что это означает, Фэсэфэ? — спросил он. Это было сокращение от «Фабрика Старинного Фаянса», но я не осмелился сказать этого.
— Да просто буквы, — ответил я.
— Но тут все время одно и то же, — настаивал он, рассматривая другие предметы.
— Ну и что, — сказал я. — Ладно, давайте это всё снова уберем.
Они собрались было убрать предметы на место, но Вертер уронил один горшочек, который разлетелся на куски до неузнаваемости, накрошив кучу порошка.
— Какая жалость, — сказал Вертер, застыв на месте и уставясь на осколки. Я в досаде заметался туда-сюда. Когда все было расставлено по местам, я закрыл шкаф, сунул ключ в карман и уселся на кровать. В комнате снова повисло молчание.
— Пойдемте теперь все на улицу, — сказал я и выключил лампочки. Мы протопали вниз по лестнице и молча двинулись к входной двери.
— Мне еще уроки делать, — глухо сказал я.
Они продолжали стоять в дверях.
— Уходите, — сказал я, — я останусь тут. У вас гадкие привычки.
Дирк пошел домой, но Вертер и его сестра все еще стояли. Я, ничего не говоря, дал им пару крепких тычков, отчего они взвыли, потом быстро отскочил в дом и хлопнул дверью.
В пустой спальне я долго стоял у окна. С сосновых ветвей облетали редкие иголки. «Тишина плывет под парусами», — подумал я.
