стать. Рома и Лена — все, остальное — ничто».
Когда я доехал до «Курской», было около восьми. Час пик, полно народу, толкучка, мелодии музыкантов из перехода. Я остановился, прицепил к бомберу партийный значок. Весело зашагал по переходу.
* * *
Неделей раньше я видел Рому на суде по делу о захвате Администрации президента. Тот осенний день заслуживает отдельного рассказа.
Наш бригадир Женя З. назначила стрелу Восточной бригады рядом с метро «Университет». Туда я собирался подойти, отсидев половину первой пары.
Было почти по-летнему солнечно. Недалеко от круглого вестибюля мели асфальт таджики в оранжевых жилетках. От ларьков остро пахло беляшами и шаурмой. Туда-сюда спешили студенты и интеллигентные москвичи постарше.
Женя З., красивая, высокая девушка из Рязани с большими голубыми глазами, как у персонажей аниме, и каштановыми волосами, стояла рядом с выходом.
— Привет! Вроде не опоздал, — я резко остановился рядом с ней. — С пар бежал.
— Все нормально, Леша, ты успел. Алина еще должна подойти, но что-то опаздывает. Пять минут подождем, потом выдвигаемся.
— Понял. Женя, вот и она! — нацболка как раз выходила из метро.
— Привет, Алина! — поздоровалась с ней Женя. — Мы как раз тебя вспоминали.
— Привет! Молодцы, что могу сказать, — она улыбнулась. — Привет, Леша!
— Привет! Как дела?
— Да отлично все.
— Ну, все, звено в сборе, — пошутила Женя З., — больше никого сегодня быть не должно. Можно идти. Леха, ты ведь дорогу знаешь?
— Знаю, на суд с универа уже в который раз иду.
— Долго топать?
— За полчаса дойдем. Или минут за двадцать, если быстрым шагом.
— Отлично. Леха, веди.
— Ага.
— Как в универе дела? — спросила меня Женя З., когда мы тронулись.
— Отлично, сдал вчера реферат про финикийцев, — я смотрел вниз, на желтые листья, которые сбивал в стороны с асфальта своими черными гриндерами. Почти всегда смотрю в землю, когда иду.
— И что ты написал про этих финикийцев? — большие глаза Жени смотрели на меня с притворным удивлением.
— вообще они отвратительные были какие-то. Детей в жертву богам своим приносили. Особенно Баалу-Хаммону, — я старался отвечать по-простецки, но получалось как-то витиевато, заумно. — Когда в школе про Пунические войны читал, как-то больше за Карфаген был. Карфаген ведь фиикийской колонией был сначала. Сочувствовал им, как проигравшим, наверное. А сейчас думаю, да и хуй с ними, проиграли — и хорошо.
— Харчиков[6] еще на митингах про Карфаген поет, — расхохоталась Женя 3.
