Я промолчал, потому что смутно вспомнил одну пожилую женщину, которую встречал когда-то выходящей из этой квартиры. Но как давно это было в последний раз? В каком году? Этого я не мог сказать.
В двери щелкнуло, и она приоткрылась.
- Надо же, идентификация до сих пор сохранилась, - удивилась она и шагнула в квартиру. Потом обернулась, в глазах у нее заблестело, и хриплым голосом она попросила занести сумку, которую я по-прежнему держал на плече.
Это была стандартная квартира, такая же, как у меня, две комнатушки и кухня, встроенная в салон. Она выглядела ухоженной и чистой, робот-уборщик стоял на подзарядке возле холодильника. Диван был убран в стену, а кондиционер, казалось, лишь минуту назад выключился. На огромной жидкокристаллическом экране на всю стену (боже, какая древность!) не было ни пятна пыли. Огромный шкаф с книгами занимал другую стенку. Я едва не присвистнул, это ж какой антиквариат. Тихо тикали часы с кукушкой над столом у еще одной стены. Вот только не ощущалось совсем, что здесь кто-то живет. И давно.
- Ее, наверное, забрали в хостел… хоспис… - промямлил я, чтобы что-то сказать.
- Мой муж упоминал слово «Счастливые берега», - безучастно заметила она. – Неужели вы… ты думаешь, что правительство будет заботиться о тех, кому за 70?
Это был риторический вопрос, по головизору всегда рекламировались разные хостели для пожилых людей, вот только никуда не девались слухи, которые передавались не вслух, а записками, которые тут же сжигались, что власть имущим проще списать людей в утиль, нежели обеспечить им безбедную и счастливую старость. Но меня больше взволновал факт, что она обратилась ко мне на "ты".
- Меня зовут Станислав, Стас, - выдавил я из себя.
- А меня Елена, - сказала она, словно сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться.
- Я думаю, у них просто не было кого сюда вселить, - зачем-то сказал я. – Вокруг много пустых квартир.
- Население сокращается. И резко. Неужели вы этого не видите? – Почти выкрикнула она мне в лицо.
Она обращалась не ко мне. Я был сейчас просто фоном, внешним миром, на который она пыталась сбросить свое отчаяние и боль. Я посмотрел на потолок. Камера безучастно смотрела на меня, у меня не было сомнений, что она продолжает работать, как всегда. Это был опасный разговор, и из него нужно было как-то выходить. Я поставил сумку на пол. Одна половина меня буквально вопила, чтобы я валил отсюда на все 4 стороны и никогда больше не возвращался, а вторая желала продолжение знакомства, невзирая ни на какие последствия.
