Неистребимое тщеславие, обуревавшее всех известных людей, побуждало их принимать предложение Капустина и автоматически попадаться в тот капкан, в который они загоняли сами себя. Им казалось, что плюсы от известной передачи в сочетании с широкой рекламой гораздо важнее, чем некоторые мелкие уколы журналиста. Большинство не понимало, что служит всего-навсего фоном для отработки агрессивных вопросов Капустина. И именно поэтому его передачи получались такими интересными и злободневными. Каждый из его собеседников, поначалу уверенно парирующий вопросы журналиста, обычно к концу беседы сникал и пропускал сильные удары.
По спортивной терминологии Капустин был очень сильным боксером-стайером, который выматывал соперников в первых раундах, а затем наносил сокрушительные удары, когда они уже не могли стоять на ногах и тем более «держать удар».
На телевидении царила привычная суета, когда он приехал туда. Почти готовый материал ему понравился. Он обращал внимание только на основные моменты передачи, пропуская все остальное. Детали были не столь важны, важен был сам дух, ощутимая энергетика.
— Слава, — позвал он своего помощника, — вопрос, как он относится к налоговой полиции, и его ответ нужно поставить в самый конец. Это должен быть гвоздь всей передачи, ее идейный стержень. Понимаешь? Сколько бы мы ни рассуждали о праве и законности, у нас ничего не получится, пока есть такие банкиры, как он. Давай еще раз мой вопрос.
Камера показала крупного человека, обильно потевшего и нервничающего. И подтянутого, улыбающегося Капустина, который спрашивал со своей невыразимо подлой интонацией:
— И как вы относитесь к налоговой полиции?
— Я их ненавижу! — рявкнул доведенный до крайности банкир.
— Вы считаете, что налоги платить не обязательно?
— Они бандиты, самые настоящие бандиты, — убежденно сказал банкир, — выколачивают деньги из работающих банков, считая, что им все позволено.
— Стоп! — крикнул Капустин. — Это хорошо. Только уберите его последние четыре слова. Пусть останется насчет «выколачивания денег». Остальное не нужно.
— Все понял, — кивнул Слава.
Павел поднялся, посмотрев на часы. Опаздывать было нельзя, а до назначенного времени оставалось около получаса.
— Вечером посмотрю еще раз, — сказал он Славе на прощание, — не забудь вырезать, что я тебе сказал.
— У нас есть один хороший кадр, — уже в коридоре догнал его Слава, — в один из моментов, когда вы с ним разговаривали, он незаметно сжал кулаки, а мы это засняли. Можно пустить эти кадры как раз в тот момент, когда он говорит о своей ненависти к налоговой полиции.
