— Ах, тебе голова моя не нравится?!
— Пойдём отсюда! — рванула племянницу за руку тётя Тереза.
— Что ж, воевать так воевать! — взмахнула большущим огурцом торговка.
— Ты у меня ещё пощады запросишь! — стиснул кулачищи мясник.
— Зрелище не для детей, — решила тётушка и ладонью заслонила Дорке глаза. Однако, к превеликому её изумлению, противники, вместо того чтобы сцепиться врукопашную, развернулись спиной друг к другу и припустили во всю прыть в разные концы рынка.
— Камня на камне не останется! — сыпал угрозами один.
— Ни единой травинки не вырастет! — вторила ему другая.
— На мой взгляд… — пустился было в мудрствования профессор философии, но так и не успел договорить.
— Огонь! — грянул зычный голос.
— Огонь! — столь же воинственно откликнулся призыв с другой стороны.
И небо потемнело, а тётушка Тереза оглохла напрочь. И тысячи боевых снарядов взлетели ввысь. И мириады осколков посыпались на землю. И через считанные мгновенья рынок был обращён в руины.
Лишь посреди рыночной площади отливал золотом роскошный медный кран, и алмазными каплями капала вода.
— Бежим! — скомандовала Дорка.
— А? Что? — таращилась на неё тётушка.
— Устами младенца глаголет истина, — поддакнул профессор.
— Не слышу!
— Бе-жим! — надсаживалась Дорка.
— Языком болтать все горазды, а дело делать — так мне! — с упрёком отозвалась тётушка Тереза, подхватив курицу под мышку и протянув руку девочке.
— Смотрите, вон корзина! — всполошённо кудкудакнул профессор. — Лезем под неё, да поживее!
Тётушка Тереза даже сообразить не успела, что повинуется командам какой-то полудохлой курицы, как они все трое очутились под большущей плетёной корзиной, в каких перевозят картошку, со страхом взирая на хаос сквозь щёлки меж прутьями.
Снаружи творилось нечто неописуемое. С обеих сторон — со стороны мясных рядов и овощных прилавков — то и дело раздавались команды «огонь!», «пли!», в воздух взмывали зелёные огурцы, румяные яблоки, фиолетовые баклажаны и свистящими залпами летели в противника, который, в свою очередь, атаковал увесистыми мозговыми косточками, грудинками и рульками. Картофелины величиной с кулак и глянцевые пакеты с молоком сталкивались на лету с мелкими жареными судачками, раскормленными живыми карпами и толстыми батонами колбасы и падали наземь. Рынок нельзя было узнать.
— Кошмар! — качала головой тётушка Тереза.
— Извольте слезть с моего крыла, — раздался вдруг голос из глубины корзины.
— Прошу прошения, дражайший Фёдор, но я даже шевельнуться не могу.
