В тот самый момент, когда я садился в поезд Париж—Ницца, Мижану, Тоти и Пилу собрались поглазеть на впервые за одиннадцать лет подсвеченные памятники – Триумфальную арку, собор Парижской Богоматери, обелиск на площади Согласия и Пантеон. Эта «премьера» призвана была отметить окончание эпохи военных лишений. Париж снова становился Городом огней.
– Поторопись! – крикнула Мижану. – Ты еще не причесана.
– Я останусь дома, – сказала Брижит. – Я плохо себя чувствую.
Проводив родных, Брижит вернулась в свою комнату. Сидя на постели, она гладила старого плюшевого мишку, с которым не расставалась с пяти лет. Смотрела на стены, на которых были приколоты семейные фотографии и ее в пачках совсем маленькой рядом с программкой Реннской оперы, на сцене которой состоялось ее первое публичное выступление. Коллекция плюшевых зверушек была разложена на столике из черешневого дерева вместе с пачкой почтовой бумаги, коробкой для нот и несколькими засохшими листьями.
Она встала и подошла к овальному зеркалу, купленному на блошином рынке. Брижит любила старые вещи, новые ее пугали.
«Бедняжка Софи», – сказала она своему отражению.
Внезапно почувствовав себя очень плохо, она легла на постель. Ее била лихорадка. «Я умру», – подумала она.
В тот же самый момент, сидя в вагоне поезда, уносившего меня в Ниццу, я испытал чувство внезапного страха. Отложив книгу, я задумался о причине этого внезапного недомогания, от которого у меня сильно билось сердце. Мне показалось, что полированные стены купе приблизились ко мне. Я словно оказался заперт в камере. Я думал о Брижит. Мне захотелось вернуться в Париж. Обнять ее. Я никогда раньше не испытывал подобной физической и одновременно психологической пытки.
Помнится, у меня возникло совершенно нелогичное желание выйти из вагона, чтобы вернуться в Париж. Но обратного поезда не было до утра. Я не мог уснуть всю ночь. Потом, когда я увидел, как встает солнце над кипарисами и оливковыми деревьями Воклюза, мои страхи утонули в синем море, появившемся за холмами Кассиса.
Мне известно, что подобный феномен телепатического общения бывает у близнецов.
Со мной это тоже происходило несколько раз, но только в связи с Брижит.
После того как шестнадцатилетняя Брижит поправилась и снова обрела радость жизни, ее мать сказала:
– Если через два года ты будешь по-прежнему любить Вадима и он тебя, мы позволим тебе выйти за него замуж.
На вилле мамы не было телефона, я позвонил Брижит с почты. Она сказала:
