Хроники Чёрной Земли, 1928 год [Практикант; Вий, 20-й век] | страница 16

— Да он собирался уйти, вроде, — Никифоров оправил на себе одежку, смахнул за окно крошки.

— Должен был меня сначала дождаться, — Клава и сердилась, и улыбалась. Чему? Ничего смешного. Сажа у него на носу, что ли? По простоте улыбается, из бабьего интересу. — А вы тут один ночью спали?

— С кем же мне спать еще? — сказал и покраснел, вышло двусмысленно. Клавка так и прыснула.

— И не боялись?

— Чего?

— Некоторые боятся. Ночью прийти сюда — самый страшный спор раньше был. Кто из парней решался, год потом хвастал.

— Суеверия, — хотелось говорить и говорить, но вот о чем?

— Вы городской, с понятием, а у нас темных много. Комсомольцы боролись с предрассудками, Аля… — она запнулась. — Мне к ней надо, а то придет дядя Василь.

— Он вам… он тебе дядя?

— Троюродный. В селе каждый, почитай, кому-нибудь да родня. Так я пойду, — сказала она полувопросительно, но и как-то… нехотя? дразняще?

Никифоров подумал немножко и пошел вслед за ней.

— Куда он ее задевал? — Клава искала что-то, больше глазами.

— Что задевал?

— Да тетрадь, писать в которую.

— Дай, я посмотрю, — Никифоров подошел к гробу, дыша осторожно, еле-еле.

Тетрадь лежала рядом, около матерчатой звезды, сейчас выглядевшей довольно невзрачно.

— Вот она.

— Ой, спасибочки, — Клава непритворно обрадовалась. Или притворно? — Вы дышите, дышите, здесь покойники не пахнут долго.

— Я… я ничего… От холода?

— Воздух такой. Знаете, тут раньше даже мощи были, потом их выбросили, а в раку героя гражданской войны положили, и он неделю пролежал, тоже летом, и совсем-совсем никакого запаха не было. От сухости, и селитра в воздухе растворена, нам объясняли. Только потом оказалось, что он совсем не герой, а как раз наоборот, беляк. — Правда?

— Да, а раку в подвалы спрятали. Или еще куда, не знаю.

— Подвалы?

— Да, под нами. Только глубоко. Видите, какая она?

Пришлось посмотреть. Действительно, будто спит. Даже кажется, посвежела, вчера бледнее была.

— Ну, молодежь, настроение боевое?

Никифоров вздрогнул, Василь подошел тихо, совсем неслышно.

— Ты, Клавка, побудь здесь, а нам с товарищем Никифоровым потолковать нужно. Дело есть, — они прошли под яблоньку.

— Какое дело? — Никифоров спросил бодро, как и должно молодому комсомольцу.

— Да так я, нарочно сказал. А то уболтает она тебя. Хорошая девка Клавка, но… Ты-то как?

— Хорошо, а что?

— Спалось на новом месте нормально, клопы не мучили, блохи?

— Нет, ничего.

— Ну и лады. А Еремка где?

— Ушел, наверное, он мне говорил…