Но пошел я не в кадаверную, а в кабинет главного врача. Вовремя попасть начальству на глаза — главное в сельской жизни. Отличие села от города не в грязи, не в воздухе, а в особенностях найма. Нанялся — что продался. В городе поругался с начальником, директором, главврачом — и пошел в другую фирму, в другую поликлинику. Нет, и в городе, конечно, сложности, но есть возможность хотя бы теоретическая, уйти. На селе же идти остается только в петлю. Или в бутылку. Сначала второе, потом первое.
— Утро доброе, — поздоровался я и почтительно, и приветливо, и слегка независимо.
— Доброе вчера было, — ответил главврач.
— Кому как, Алексей Васильевич, кому как, — подбавил независимости я.
В кабинете, помимо главврача, сидели на старых расшатанных стульях Ракитин и Виталий.
— Повысили? — спросил я Ракитина. — На кражи посылают?
— Оно какая кража, — протянул Ракитин, пожимая руку обыкновенным, не фирменным пожатием. Значит, очень устал.
— Вы, Корней Петрович, вчера кадаверную хорошо закрыли? — задал свой вопрос главврач.
— Как обычно. И кран закрутил, и форточку прикрыл.
Алексей Васильевич подумал, что бы еще спросить, и решил — хватит.
— Тогда пошли смотреть, что же еще пропало, — Ракитину в чужих кабинетах не сиделось.
— Еще?
— Именно. Прежде всего, пропал сторож, Иван Харитонович. Не явился на утреннюю пятиминутку, верно?
— Верно, — подтвердил главврач слова Ракитина.
— Начали его искать и обнаружили, что дверь прозекторской взломана. Тогда послали за вами.
— Ага, — я постарался вложить в коротенькое слово побольше раскаяния, что заставил ждать.
И мы вчетвером — главврач, Ракитин, Виталий и я — пошли к моргу.
Идти недалече. Миновать инфекционный барак, гараж, и вот он, морг и прозекторская под одной крышей. Кадаверная. Трупарня. Как вам больше нравится.
Дверь, поставленная после ремонта году, кажется, в две тысячи втором, не соответствовала стилю здания. Хлипкая, несолидная. Замок не подвел, устоял. Петли не выдержали, дверные петли — они были вырваны с мясом.
— Грубая сила, — констатировал Ракитин.
Мы прошли внутрь.
Окна зарешечены с царских времен, а вот стекло разбили недавно.
— Осколки-то… изнутри били! — определил капитан.
В кадаверной был разгром, но разгром странный: на кафельном полу (плитка дореволюционная) лежали осколки банок, в которые я давеча укладывал образцы для гистологического исследования. Хорошие были банки. С притертыми крышками. Формалин испарялся из лужиц на полу, но самих образцов я что-то не видел. Даже под стол заглянул — нет. Еще опрокинут стул, стакан с карандашами, вот и все. Пишущая машинка, шкаф с инструментами, веник, ведро и прочие ценности уцелели.
