Он взял ее за руку и без слов погладил, а она словно вся собралась там, где коснулась его рука, и ответила на ласку; щекой склонилась к его горячей руке. Он впервые обнял ее, целовал ее руки, щеки и губы. Вдруг в дверь постучались, и они услышали слащавый голос хозяйки:
— Товарищи, тут к вам мужик какой-то пришел. Спрашивает товарища Климина. Говорит — по важному делу…
— Зовите сюда, — сказала Симкова.
Дверь отворилась, и в темную комнату вошла неясная фигура. Климин щелкнул бензиновой зажигалкой, и неверный свет ее осветил перед ним совершенно чужого бородатого мужика. Но не успел Климин удивиться незнакомому, как вдруг столько раз слышанный глухой, голос сказал тихо и торопливо:
— Товарищ Климин, едва нашел тебя. В город вошли бандиты…
Симкова сняла со стены маузер, быстро зарядила, надела на пояс.
Климин схватил мужика за руку:
— Горных? В чем дело?
— Долго рассказывать. Случайно удалось выследить… Я хотел звонить по телефону, но даже полевой провод перерезан… О городском и говорить нечего…
Симкова накинула шаль и жакетку. Вышли на улицу. Мягкий, теплый ветер. Земля радуется весне. В темноте журчат ручьи. Климин сказал:
— Нас трое. Сделаем, что можем. Я пойду в Чека, соберу наших ребят, и будем держаться до последнего. Симкова, иди в комроту. Горных, постарайся пробраться на станцию поднять железнодорожников и сообщить о восстании всюду, куда можно. Главное — в Чека и в комроте есть оружие. Чтобы бандитам оно не досталось! Станцию нужно удержать до подхода наших. Скорее! — он говорил по-командирски, приказывая.
Климин крепко пожал руку Горных. И вот он уже уходил, не Горных — сутулый крестьянин, с большой бородой. Симкова тоже прощалась, пожала руку, пошла, потом бегом вернулась и поцеловала.
Климин шел быстрым, легким шагом, сжимая рукой наган, и, как всегда во время опасности, был спокоен, сосредоточен, зорко оглядывал все, чутко прислушивался ко всему.
Он не думал сейчас об Анюте, но было у него такое чувство, точно из его тела только что вырвали кусок с нервами и кровью.
Четыре часа пробыл Мартынов на дневальстве в коммунистической роте: ходил с винтовкой по большому пустому двору, охранял склад с оружием. Слегка приморозило, но холодно не стало; где-то выше крыш веял ветер, и в воздухе растворена была весенняя, свежая сладость. Мартынов первые два часа вспоминал свою жизнь, казнил и миловал себя за тысячи мелких поступков, думал о революции, о партии, о своей работе. А последний час он ни о чем не думал. Ждал смены: пальцы на ногах замерзли, холодок забегал под воротник шинели, в рукава; и, чтобы согреться, Мартынов делал упражнения винтовкой: «Коли вперед! Назад прикладом бей! От кавалерии закройся!»
