— Ты какой-то зажатый сегодня, как будто напуган еще в зародыше! — говорила ему. — И что мы ездим туда без толку? Найми людей, и пусть начинают ремонт. Что ты все ходишь вокруг и смотришь на это пожарище? Нашел на что смотреть! Ты слышишь меня или повесил уши на гвоздик и оглох?
Опустив стекло и выставив левый локоть на улицу, Иван молчал. Встречный ветер трепал рубашку и волосы, но Млещенко не замечал ветра. Задумавшись, он пропускал мимо ушей все, что говорила Настя. И это раздражало ее. Повышая голос, она вспыхивала и яростно кричала, готовая схватить его за грудки:
— Ты что, совсем квакнутый? Разговаривать со мной не хочешь? Или в голове шурум-бурум?
Держа руки на руле, он продолжал молчать, сосредоточенно смотрел через лобовое стекло на дорогу. Когда ее крик прекратился, он, не глядя на нее, расширил ноздри, бросил устало:
— Ну что ты разоряешься? Не ори. Я сам знаю, что мне делать. Это не твое дело, сиди и помалкивай.
Однако нетерпение било из нее ключом, глаза сверкали:
— Я, конечно, могу помалкивать! Дело, разумеется, не мое! Но тогда какого рожна ты меня таскаешь за собой? Для успокоения души? Или ты думаешь, я испытываю удовольствие от того, что вижу сгоревший дом? Не испытываю! Я не извращенка! А может, ты хочешь, чтобы я посочувствовала тебе, несчастному? Даже не надейся, больше не дождешься от меня сочувствия! Пусть тебя жалеет Римка!
— Да, я знаю, ты не способна на это, — утомленно поморщился Иван.
Отвернувшись, помолчав некоторое время, Настя зло исказила лицо и не поворачиваясь выпустила из себя:
— Я на все способна. Но ты убил во мне способность сочувствовать тебе и восхищаться тобой. Я же знаю, зачем ты мотаешься туда. Ты ищешь Дригорович! Может, надеешься увидеть ее среди пепла? Не надейся, не увидишь. Ее больше нет! И я очень рада этому!
Поморщившись от ее злословия, Иван едва сдержался, чтобы не обрушиться на нее с ругательствами, бросив лишь:
— Заткнись!
Вздрогнув, как от удара по щеке, Настя парировала:
— У тебя слов для меня нет нормальных, одно рычание!
— Ты помолчать можешь?
— Помолчать я могу, но и ты ко мне не обращайся!
— Я не обращаюсь.
— Вот и ладно!
Дальше всю дорогу ехали молча. Подъехав к дому, Млещенко остановил машину на грязной от пепла площадке из тротуарной плитки. Пепел лежал на всем вокруг дома: на дорожках, на траве, на кустах, на ветках деревьев. Настя даже не пошевелилась, чтобы выйти из авто, как будто все происходящее ее теперь не касалось. Удивленно глянув на девушку, он спросил:
