Когда воины покоряются их врагу — это позор.
Когда воины покоряются Небесам — это было обычным делом.
Как и говорил Су Цзе, оглядываясь на сто миллионную историю мира Тянь Юань, как много бы осмелились сказать, что они победили Небеса?
Линь Синьтун перед тем как встать, опустила голову глубоко вниз. Она знала, что не было никого, кто поддержал бы её в этот момент.
Когда она уже собралась открыть рот и сказать что-то, слабый голос донесся из угла места сбора.
Этот голос звучал знакомо, но в её памяти он был другим.
“Подождите! У меня есть что сказать.”
Линь Синьтун повернула свою голову и была шокирована. Она увидела в тридцати метрах от себя, как юноша одетый в зелёное встал со своего места.
Он носил холодно-выглядящую серебряную маску. На месте, где должны быть глаза, были две зловещие линии цвета крови. Однако, в это мгновение, Линь Синьтун почувствовала бесконечную теплоту от мрачной и холодной маски.
Осознав, что Линь Синьтун смотрит на него, И Юнь торжественно кивнул.
Этого крошечного действия было достаточно для Линь Синьтун, чтобы понять, что И Юнь хочет что-то сказать для её поддержки.
Это слегка потрясло Линь Синьтун. В последний момент, когда она больше всего была беспомощна, никто не поддерживал её, включая Су Цзе и Матриарха, этот юноша встал и заговорил другим голосом.
Даже если Линь Синьтун знала, что этот юноша ничего не сможет сделать, ничего не сможет поменять, но встать и заговорить — этого было достаточно для Линь Синьтун.
Голос был словно крошечная свеча холодной и тёмной зимой.
Она не приносила много тепла или света, не могла принести весну или рассвет, но… она приносила надежду.
Линь Синьтун смотрела на И Юня сквозь его маску, она видела глаза И Юня. Она могла видеть собственное отражение в его чёрных зрачках.
Она помнила, что И Юнь сказал ей в ночь вечеринки по поводу победы.
Она не знала, что И Юнь той ночью в Безлюдной Долине, поклялся найти способ соединить её разорванные меридианы.
Хоть его шансы преуспеть были чрезвычайно скудны, всё же для этого он упорно работал. В этот момент, под давлением семейного клана Шэнь Ту и семьи Линь, он заговорил другим голосом с крошечной мощью.
Это тронуло Линь Синьтун.
“Спасибо тебе, но… в этом нет нужды.”
Линь Синьтун покачала головой и отправила свой голос И Юню.
Она знала, что при таких обстоятельствах, И Юнь не сможет ничего изменить.
К тому же, если он скажет, что-нибудь неуместное, он вызовет ярость других.
В конце концов, дело что решили два больших семейных клана, под давлением всех присутствующих Старейшин, всё что мог сказать И Юнь, вызвало бы ярость некоторых людей.
