— Да, может быть.
— Ты мне не ответил про детство.
— А с чего ты взял, что я его не ищу?
— Потому что ты скрытничаешь, никогда о нем не говоришь… И не тянет тебя к твоим истокам…
— Тянет — не тянет, я тебе докладывать не обязан. Ты прекрасно знаешь, что сентиментальность мне отвратительна.
— Знаю… Подозреваю, что и детство тебе отвратительно.
— Ты угадал. Детство я ненавижу.
— Что-что, Шумер? Вот так, с места в карьер, ты делаешь мне столь серьезное признание? Что это на тебя нашло?
— В нужную минуту я иду на откровенность, так удобнее.
— А почему ты его ненавидишь, детство?
— Все очень просто — потому, что у меня его не было. Село в глубинке. Дикость. Глина и грязь… Жизнь — одна, на свет появляешься один-единственный раз — и меня угораздило родиться в этой дыре!.. Ты в состоянии понять или нет, что если бы я родился во Франции, я сейчас был бы гением?.. Так что же ты советуешь мне «вновь обрести»? Клеймо своего рождения?
— А я в городе родился, на окраине, — пробормотал Ботяну, явно желая замять разговор. — Скажи мне лучше, Шумер, зачем тебе понадобились иконы?
— Не знаю. Никаких практических намерений у меня нет. Они мне просто нравятся.
— У тебя все просто. Но ни с того ни с сего ты ничего делать не станешь.
— Считай, что я спасаю достояние национальной культуры. Народ их угробит. Для них теперь древние иконы — не бог весть какая ценность. Я даже жалею, что не привез с собой литографий. Они им больше по вкусу. Обмен пошел бы бойчее…
— А то, что это жульничество, тебя не смущает?
— Я знаю одного человека, у него в коллекции сотни четыре икон, все прошлого века. Он исколесил порядочно верст с фотоаппаратом и увеличителем. Да ты его тоже знаешь, он важная персона, со званиями, его и за границей печатают, но он не постеснялся выдавать себя за бродячего фотографа и без зазрения совести менял иконы на семейные фотографии, правда, внушительных размеров, и крестьяне позировали ему, держа на коленях своих святых в окладах. Таким образом он запасся и своего рода оправдательными документами… Ловко придумано, а? Так что я, пожалуй, в следующий раз захвачу каких-нибудь репродукций, поищу у себя в папках. Если их вставить в новенькие рамочки, будет загляденье… По крайней мере, стены голыми не останутся.
Больше он в Вештем не вернулся.
И вот — ровно шуршит под шинами асфальт, дорога тонет в темноте. На полной скорости Ионеску-Симерия проскочил Сибиу и, не задумываясь, взял курс на Себеш. Когда позади осталась Меркуря, его осенило, что он держит путь к родительскому дому.
