— Это арабский, мусульманский Термез. Как видите, христианский Термез исчез, как и буддийский, исчез, как сон.
— Что же дальше? — спросил Ястребов.
— Машина времени работает безостановочно. Вот что будет дальше. Давай, Виктор...
И вслед за сухим стуком пластинки мы увидели картину, которая нам показалась знакомой.
— Тут снова путаница, — сказал я, — по-моему, мы это уже видели...
— Этого вы не видели. Вглядитесь хорошенько!
Исчезло все. Не было ни плавучего моста на реке, ни базаров, ни минаретов, ни города. Термез, как говорится, исчез с лица земли. Труха и пепел, груды руин, поросших жесткой травой. Нищие бродяги на первом плане сидят у костра, как первые кочевники на земле.
— Ну вас к черту! — сказал Ястребов и зазвенел посудой. — Я не могу больше. Я должен сейчас же выпить, или мне будет нехорошо. Это не жизнь человечества, это издевательство над человеком. Какое имя этому?
— Имя этому Чингис-хан! — ответил Карский. — Он прикончил Термез, он так и полагал, что город исчез навсегда. Он перебил всех, кого мог; всех мастеров, всех женщин увел в рабство. В развалинах стали жить шакалы и бродяги. Сотни лет в унынии и унижении лежали развалины. И вот пришел век, когда город стали звать Великим Термезом. Вот город, который именовали соперником Багдада...
Мы увидели роскошный город, красивый и богатый. Дворцы лучше прежних, каналы шире, большие мечети, медресе, толпы ученых, спорящих о научных открытиях, изобилие красок, всадники, пешеходы, роскошь воинов и купцов. Таким мы еще не видели Термеза.
— Как он жил тогда? Это были века наивысшего расцвета, когда им владели Саманиды, Газневиды и Хорезм-шахи. Здесь Макона проповедовал, что он сам бог, являвшийся раньше в виде Авраама, Моисея, Иисуса, Магомета. Он ходил всегда с закрытым лицом, так как уверял, что человеческий глаз не вынесет блеска, который излучает его лик. Сам калиф идет на него с большим войском. Сам калиф терпит поражение под стенами Термеза... Так он и живет, Термез, но мельчают с каждым веком его владыки, идут века, и приходят к власти жалкие феодалы катящейся к закату Бухары. Войны все чаще, все мельче, войны с афганцами, с бухарцами — и наконец вот вам Термез в веке, соседнем с нашим. Вот он!
Развалины, громоздящиеся всюду. Куски разбитых изразцовых плит, обломки зданий, отдельные стены накануне падения, выветрившиеся, наклоненные, разбитые башни, стены, лежащие в реке, остатки набережной. В одном только месте белая небольшая гробница, покрытая узорами с арабскими стихами.
