Я давно не видел его. Он занимался научной работой, был сотрудником Ташкентского музея, знатоком истории Средней Азии, облазил всю ее от Памира до Каспия. Он был все такой же худой, мускулистый, загорелый, высокий. Седина чуть тронула его виски, но вечная молодость этого человека не могла не вызвать чувства зависти. Такими были, наверное, первые научные разведчики, проникавшие в этот изумительный край еще во времена Семенова-Тяньшанского и Северцева. Обладавшие широтой научных знаний, смотревшие на жителей среднеазиатских долин и гор как на людей, которые понимают, что такое люди науки, смелые до самозабвения, упорные в достижении цели, — к таким несомненно можно причислить и Арсения Ивановича.
Сейчас он задержался в Термезе, большая часть его экспедиции уже выехала в Ташкент. Он позвал меня вечером к себе, и мы встретились в квартире старого врача, который с семьей был в отпуску где-то у Черного моря. Сын врача Виктор являлся участником экспедиции Карского, почему Арсений Иванович и располагал квартирой доктора в Термезе.
В комнате, куда я вошел, стояло еще несколько неотправленных ящиков с материалами экспедиции. Познакомив меня с Виктором, молодым человеком из породы странствующих энтузиастов, что в наше время чрезвычайно распространена, он усадил меня в кресло и, сев напротив, сказал тоном хозяина:
— Сейчас подойдет еще один уникум, и тогда уже все будет в порядке. Уникум этот нам не помешает, Виктор у нас за хозяйку, что-нибудь соорудит, понятно, как на бивуаке, и мы хорошо посидим. Я вас давненько не видел. После доброго путешествия вы выглядите неплохо. Ну как, по горло сыты впечатлениями?
— По горло, — сказал я, — с детства, можно сказать, изучал те края, и когда дорвался до них, сами понимаете, не спал, не ел, только смотрел, смотрел да записывал.
Дверь открылась, и Виктор пропустил в комнату еще одного гостя. Увидев входившего, я не мог не встать и не броситься ему навстречу, восклицая:
— Ну и времена, надо же всем тут встретиться! Вот уж встреча так встреча!
И к удивлению Виктора и Арсения Ивановича мы трижды облобызались с пришедшим. Потом я, как принято в таких случаях, совершенно непроизвольно отодвинулся и окинул гостя критическим взглядом.
— Ничего, — сказал я, — широкоплеч, могуч, чуть раздобрел, не в спортивной, но зато в полной воинской форме...
Гость засмеялся, и даже ямочки на широких щеках тоже засмеялись, а глаза иронически заблестели. Погоны полковника лежали на его плечах и орденские ленточки украшали грудь.
