Восхождение на Качкар | страница 10

. Французский философ Гастон Башляр пишет, что «Ницше терпеливо муштровал свою волю к власти долгими походами в горы, жизнью на вершинах, открытых семи ветрам. На вершинах же он возлюбил „суровое божество дикой скалы“. Мысль на ветру, саму ходьбу он превратил в битву. Лучше сказать, ходьба и есть его битва. Именно она придает Заратустре энергичную ритмичность. Говорит Заратустра, не сидя на месте, и не уподобляется перипатетикам, которые разговаривали, прогуливаясь. Учение своё он возвещает, энергично шагая. Он бросает его четырём небесным ветрам»[24].

Экспедиция Витторио Селлы на Кавказ. Ок. 1890.

Фото В. Селлы

То, что Башляр пишет про рождение философии у Ницше, можно повторить и применительно к рождению поэзии у Ильязда. Анали зируя произведения Зданевича гимназического периода, Гали на Мару шина раскрыла весь «космизм» ранних стихотворений Ильи и показала, как символисты первого поколения Брюсов, Бальмонт, Сологуб, модные в его молодые годы, были вдохновителями того мистического отношения к природе, которое присутствует во всех его ранних стихах, и в частности, в солнечном мифе и в постоянно упоминаемом культе Солнца[25]. В исследовании говорится о его «страстном желании слиться со всей вселенной», восходящем к Бальмонту, а через него — к Ницше… Отметим, что именно горные пейзажи — скалы, поднимающиеся навстречу солнцу, горные потоки, ущелья, а также морские пространства, обнаруживаемые с вершин гор, — часто служат фоном для этих стихотворений, сочинённых, если верить довольно таинственным подписям, которыми они заканчиваются, среди самой природы. А неизданный Зданевичем сборник стихов 1906–1913 годов «Икар», полностью посвящённый гордому восхождению человека на Солнце, открывается стихотворением «Умирающий сокол», где мы находим скалы, ущелья и бездны.

Восхождение на горы — это возвышение из мира людей в мир богов, из мира смертных в вечность. Заглавие этого рукописного сборника дано в честь человека, который хотел оставить свое земное состояние и соперничал с Солнцем. Впоследствии, в 1914–1915 годах, реминисценция Икара встретится и в близком к мотиву альпиниста мотиве авиатора. Так происходит в стихотворении «гарОланд» и в стихах о Жюле Ведрине. Но этот вариант поэтики восходящего движения — механистический, технологический, новейший, находящийся более всего во вкусе итальянского футуризма, — останется в творчестве Зданевича изолированным.

Взбираться на горы, приближаться к солнцу, как бы спасаясь от земного притяжения, — это также стремление быть предвестником, быть первым, кто достигнет вершин. Свойственная футуризму идея первенства прекрасно сочетается с понятием горы как места, где торжествует сверхчеловек, взошедший на вершину и оттуда указующий путь. У футуристов образ восхождения, противостоящий нисходящему движению декадентства-декаданса и являющийся метафорой освободительного бунта, гораздо более убедителен, чем довольно оторванная от жизни идея космизма у символистов. Образ восхождения на горы постоянно присутствует как метафора жизни нового человека в манифестах итальянских футуристов, которые Зданевич пропагандирует между 1912 и 1914 годами, то есть в период, непосредственно следующий за его стихами, вдохновлёнными символистами. А в апреле 1914 года он читает доклад «Раскраска лица», дав ему подзаголовок «Разговор о Гауризанкаре». В этом докладе, имея целью объяснить практику росписи лица и представить Гончарову, Ларионова и самого себя как самых важных и единственных настоящих новаторов, он использует тему восхождения на горы как метафору борьбы за превосходство в русском футуризме, бушевавшей между ними и соперничающей с ними группой «Гилея». Название горы Гауризанкар, которую тогда часто путали с крышей мира Эверестом, уже использовалось главой итальянского футуризма Маринетти